Желтая акация

Дубовка Владимир Николаевич

Молодые хозяйки старались одна перед другой. Рыба была зажарена хорошо, грибы тоже, а кашу как начали пробовать сами, так хлопцы даже испугались:

— Девочки, дорогие! Оставьте нам хоть немножко!

Но хватило и ребятам.

Адам пустился в рассуждения:

— Такой глицерии нам надо набрать целый мешок, чтоб и в Ботяновичах попробовали. А самое главное — посеять: пускай у нас разводится. Это ж не столько даже для людей, сколько для домашних птиц будет подспорье большое.

Начали готовиться к завтрашнему походу. Расспросили дорогу. Идти, оказывается, далековато.

Тем временем один старик, живший рядом с интернатом, посоветовал им идти не дорогой, вокруг болота, а Оленьей тропой через болото.

— Оленьей тропой вам ходу всего минут пятнадцать. Правда, идти надо осторожно, гуськом, так как по бокам трясина. Там и вешки вдоль понаставлены, чтоб не ошибиться.

Ботяновцев в первую очередь заинтересовало само название:

— У вас тут олени есть?

— Близко нет, но на моей памяти еще были.

— Так это они проложили-протоптали тропку через болото? Почему она называется Оленьей?

Вот тогда дедушка, который вообще знал много разных сказок, преданий, пословиц, рассказал им целый сказ про эту тропку, а Зося взяла да и записала все в дневник. Галя набросала пять

рисунков. Благодаря их находчивости, старанию мы можем полностью передать его рассказ:

Эта тропочка простая Называется «Оленьей». Не спроста она такая, В этом смысл есть, без сомненья. Если спросишь у кого ты, У людей, здесь живших даже, Скажут: «Тропка чрез болото», Больше ничего не скажут. А по правде в каждом слове Здесь запрятан смысл глубокий. Как прикинешь потолковей, Сопоставив годы, сроки, То почувствуешь такое, Что и больно сердцу станет: Время вспомнится былое, Наше горе и страданья… Семь веков, кажись, слетело, Как листва в осенней доле, С дней, когда война гремела На полесском нашем поле. Враг нежданный шел с востока, Словно туча грозовая, Враг безжалостный, жестокий Шел, сжигая, разрушая. Вел орду Каюк проклятый — Пусть и память сгинет злая! Слышно было, как у хаты Шепчет мать, сынка пугая: «Перестань ты хныкать, — скажет, — К нам Каюк ведет обозы. Он тебе сейчас покажет, Острой саблей вытрет слезы!» И младенец вмиг смолкает, Не слыхать из люльки писка, Словно он уж понимает, Что несчастье бродит близко. Ну так вот… В тот год тяжелый Хаты жег Каюк всеместно, И о том, куда пошел он, Становилось всем известно… Чтоб спастись от разоренья, Люди в город уходили И туда на сохраненье Всё везли и относили. Облегла орда и Т'yров, Не щадя лесов и пашен, Звон над областью понурой Похоронно звякал с башен… Бьются туровцы с ордою Ежедневно, ежечасно, Но беда идет с бедою: Все кончаются припасы. Собрались посовещаться: — Нам подмогу кликать надо! Только кто бы мог пробраться Сквозь ордынскую осаду? — И один нашелся парень. Он шагнул вперед: — Ну что же, Я пройду между врагами, Небо Родины поможет! — И прошел-таки ордою. Возле Припяти трясины Пересек (полз ночью темной), А уж в пуще путь хоть длинный, Все же издавна знакомый. День прошел, другой сникает, Сбился он с тропы на третий. Топь кругом пошла такая, Что недолго и до смерти, Что недолго вовсе сгинуть В эту зыбь, в трясины эти, — Пропадешь здесь в миг единый, Словно не был ты на свете. И, промерзший, и голодный, Весь дрожа, едва плетется, Скоро ли с нуждой народной До соседей доберется?.. Лес и топь. Болото снова. Так и вязнешь по колени. Вдруг — повален ствол еловый, А под ним рога оленьи. Он — туда. Олень в ловушке, Елью он прижат густою. «Ну, теперь, как на пирушке, Быть мне с лакомой едою!» Парень нож занес с угрозой, Зверя в грудь пронзить готовый. А олень глядит сквозь слезы, Словно хочет молвить слово: «Стой! Не надо, человече! Я же в горе, я в неволе. Ты убьешь иль изувечишь, Я погибну в горькой доле. Помоги мне, и тебе я Вечно буду благодарен…» Сердце сжалось, холодея, И облился потом парень. Наклонился он к оленю, Гладит он рога и шею, Пал пред зверем на колони, Елку резать стал скорее… Режет ствол, что силы стало, Горячо взялся за дело, Так, что дерево дрожало И смола на нем кипела. Так по щепочке, по малой, Ствол рассек до половины, — Видно, парню жалко стало, Что погибнет зверь невинный. А часы все проходили… Но недаром он старался: Разошлись концы в пропиле, И на ноги зверь поднялся. До земли рога склоняя, Он благодарил

за волю, Тяжело еще вздыхая И едва справляясь с болью. С полчаса стоял, шатался, А потом, уже не робко, По трясине в путь подался Этой самой зыбкой тропкой. Смотрит парень: что за диво? В топком илистом затоне Зверь везде идет счастливо, Как по гати, и не тонет. Он во след за тем оленем Без тревоги, без заботы, Словно в сказке, во мгновенье Сам пробрался чрез болото… Весть принес, поднял тревогу, Тотчас двинулись отряды, И с пришедшею подмогой Т'yров вышел из осады. А Каюк бежал за реку… Добрым людям — вызволенье. Слава, слава человеку, Та же слава и оленю! С той поры тропинку эту Называют здесь «Оленьей» — И пошла молва по свету С поколеньем к поколенью. …………………………………… Сам в войну я партизанил Здесь с друзьями боевыми, От эсэсовцев в тумане Уходил здесь вместе с ними, Вот на этом месте самом И зашли в тупик фашисты: «Может, этим партизанам Помогает дух нечистый?» Так вся вражеская сила, Задержавшись над трясиной, В удивленье говорила, Видя след, зажатый тиной. Не понять ей, силе вражьей, Как нашли мы путь к спасенью, Почему и нынче даже Вспоминаем мы Оленя.

Само собой понятно, что все от души поблагодарили деда за добрый совет, за такой интересный рассказ.

— А что было б, если бы он убил оленя?

— Погиб бы и сам в болоте, так как не нашел бы нужной тропинки.

Как это занятно — первый поход завтра совершается по Оленьей тропе.

В усадьбе лесника «Тихая затока»

Вблизи сторожки лесниковой

Стоял красивою подковой

Высокий старый лес тенистый.

Тут верх осины круглолистой

Сплетался с соснами, дубами,

А елки хмурыми ветвями

Высоко в небе выделялись

И с хвойной зарослью шептались.

Якуб Колас

Оленьей тропой ребята шли осторожно. Иван Степанович строго-настрого предупредил не сходить ни на шаг с тропки. Впереди шел русицкий парень, не раз бывавший тут, а сзади шел Иван Степанович, чтоб присматривать за шустрыми и озорными ребятами.

Сначала они пытались шутить. Один взял жердочку и сунул ее в зеленый ковер, покрывавший трясину вдоль тропки. И что бы вы думали? Будто кто потянул из глубины эту жердочку: она только мелькнула и исчезла там. Шутник даже побледнел:

— Оказывается, дело серьезное! Так и пропадешь бесследно.

— А ты думал, что старик зря предупреждал нас об опасности? — ответил Иван Степанович.

Зато большой выигрыш во времени. Вокруг болота шли бы, наверно, часа три, а тут через полчаса достигли цели.

Перебрались через болото, вышли на суходол, прошли бором — это уже обычная тропка. Тут пред их глазами и открылась «Тихая затока». Назвали ее так потому, что она стояла почти на берегу старицы реки Уборть, которая действительно была тихой.

Гиляр, знавший на память чуть не всю «Новую землю» Якуба Коласа, начал читать описание лесниковой усадьбы.

Его друзья прямо ахнули: будто это та самая лесная избушка, которая так чудесно описана великим поэтом. Единственная разница была в том, что в поэме не было речи о радиоантенне, которая легонько качалась в вышине на двух высоких жердях, не было ни слова о мотоцикле и велосипедах, которые стояли под поветью около самой хаты. Остальное же все, как в поэме. Даже осина круглолистая была тут. А там, где «лес наступал и расступался, лужком зеленым разрывался», стояли зеленые лещиновые шатры.

Когда к хате подошло человек двадцать пять (кроме ботяновцев и Ивана Степановича, четверо русицких парнишек), там поднялся маленький переполох. Самого лесника Тимоха Сымоновича не было дома — он был в обходе. Дети — сын Стасик и дочка Галя — по грибы ушли. Дома была одна лесничиха — Таисия Васильевна. Был на цепи и хороший сторож — рослая собака. Правду говоря, он и наделал больше всего шуму — гавкал на весь лес.

Гости поздоровались с Таисией Васильевной:

День добрый, хозяюшка, вам, А рады ли вы гостям?

Ничего ей больше не оставалось сделать, как ответить по старому обычаю:

Очень рады, на тропку смотрели, Дорогих гостей ожидали.

Одновременно она внимательно, быстрым взглядом оглядела всех гостей. Заметив русицких парнишек, так как и сама она была родом из Русичей, спросила:

— Гости, наверно, издалека? Должно быть, притомились?

Этим самым она деликатно задала вопрос: «Откуда же вы взялись?»

За всех ответил Иван Степанович:

— Мы действительно дальние, из Пригоже-Городокского района, но не очень устали, так как ночевали в Русицкой школе, а сюда пришли Оленьей тропой.

— И не побоялись Оленьей тропой идти? Мы сами только днем ходим по ней, а в разводье и не думаем даже. Но что правда, то правда — самая короткая дорога…

Тем временем пришел и лесник. Узнав, по какому делу пришли школьники, он даже обрадовался:

— Неужели правда? Десять лет дурил голову своему начальству, чтоб оно взялось разводить водяные орехи в ближних озерах и старицах. «Отстань, говорят, твое дело лес стеречь от пожаров или другой опасности! А на орехи у нас плана нет». По их мнению, это большой грех, если что хорошее сверх плана сделается.