Желтая акация

Дубовка Владимир Николаевич

И все поставили свои имена, без фамилий, так как в этот прощальный час боялись выдать свои семьи, если записка попадет в руки врага. Они, наверно, бросили портсигар к затоке, в кусты, а его весенним разводьем занесло в протоку или, может быть, она туда попала сразу — кто теперь точно может сказать об этом. А сом — он, может, вчера или позавчера только проглотил его.

Что же с этой запиской прибавилось нового? То, что лесник помог спасти весь партизанский отряд от гибели.

Значит, они в той землянке и похоронены. Там их могила…

Так закончил свой рассказ Тимох Сымонович, такой вывод напрашивался сам собой после прочтения записки.

— Дядя Тимох! А вы знаете, где стояла та землянка?

— Кто же этого из наших людей не знает.

— Покажите нам, дядя Тимох!

— Пойдемте, дети. Я сам теперь буду иначе смотреть на то место…

Пришли.

Там, где стояла когда-то сторожевая землянка, снарядами наворочало целый пригорок. На нем зеленела трава, цвели осенние цветы, желтые, золотистые, красовался чебрец, разрослись кусты шиповника.

А в изголовье стоял могучий,

искалеченный дуб: повреждены, оторваны большие сучья, вырваны куски древесины, пробит пулями и осколками. Но дуб залечил свои раны и шумел-говорил со всей пущей.

Сходили хлопцы за топором, принесли лопаты. Вытесали хорошую пирамидку, вкопали ее, а на ней написали имена героев и эпитафию — надмогильную надпись, которую сложили все сообща:

С оружием лежат в земле сырой Сыны вольнолюбивого народа. Отсюда шли они в последний бой За честь его, за славу, за свободу. Пусть память о бессмертных их делах Живет всегда во всех живых сердцах!

Дубы шумели, гомонили, роняли свои золотые листья на памятник, на могилу.

О том, как дуб судьей был

Мой край лесной, он был лесным и будет

Всегда овеян славою лесной,

Ни песня, ни легенда не забудет

Лесов твоих, край так любимый мной.

Олег Лойка

После обеда все пошли с Тимохом Сымоновичем в пущу. Ружье он взял опять, но теперь никто не спрашивал: «А зачем оно вам?» Наоборот, Зося перед самым выходом напомнила леснику:

— А ружье, дядя Тимох, вы не забудете взять?

Тимох Сымонович сказал:

— Возьму, возьму! Обязательно! — и усмехнулся.

Они снова увидели столько своеобразных деревьев, растений.

Некоторые привлекали даже необычной формой, своей особенной красотой. В одном месте видели и сфотографировали сосну и березку, которые росли будто из одного корня, словно обнявшись.

Но вот пролетел ворон и громко закаркал.

— Не люблю я эту птицу, — сказала Надейка. — Какая-то мрачная, как осенняя ночь, да и голос какой-то зловещий.

— По правде говоря, я и сам ее недолюбливаю, — ответил Тимох Сымонович. — Но если хорошо подумать, надо сказать, что ворон очень полезен. Это санитар. Ворон убирает все неживое. Не успеет какой зверь умереть, а ворон сразу прилетает на высокий дуб и начинает каркать. На зов слетаются его дружки со всех сторон. Пройдет еще немного времени, и одни косточки остаются около кустов. А что было б, если бы вороны этим не занимались. Мы с вами в пущу не зашли бы — сплошной смрад был бы в ней. И вор'oны хорошо помогают им в этом деле.

— Слышите, как толково объяснил вам Тимох Сымонович лесные порядки? Подумайте, кто занимался б таким делом в пуще, если бы не было воронов?

— Вор'oны, — по готовому следу сказала Надейка.

— Так-то оно так, но все же вороны больше любят около селений гнездоваться. Вор'oны тоже неплохие санитары — оздоровители местности.

— Ой, Иван Степанович! Они ж цыплят хватают. — Это Зося так пробовала охаивать ворон.

— Кот тоже нужен в хозяйстве, без него мыши уши отгрызли бы. А ежели хозяйка зазевается, так тот же кот и салом не побрезгует. От сметанки тоже не откажется. Следи да следи за ним.

— Говорят, что в'oроны живут триста лет, даже больше, — заметил кто-то из хлопцев.

— Не знаю, но люди так говорят, — сказал лесник. — Даже есть одна интересная сказка об этом. Нам все равно надо отдохнуть немного, я и расскажу вам ее. Так слушайте, как мне старые люди рассказывали:

Заяц, Мишка и Лисица Жили с Вороном не дружно И никак договориться Не могли о том, что нужно. Началось с вопроса: кто же Всех мудрее, всех старее? Так и лезут вон из кожи, Сил в раздорах не жалея. А когда уразумели, Что до правды не добраться, Стали думать: «В этом деле С кем бы им посовещаться»? — Больше всех я уважаю Дуб столетний, Дуб прекрасный. Я ответ его узн'aю, Если вы на то согласны. Так Медведь сказал, вставая, Возражать никто не вздумал, И, минуты не теряя, Поспешили прямо к Дубу. Дуб их выслушал, С приветом Наклонил густые ветви И сказал им всем при этом: — Правду все должны ответить! Только правду! — Молвил строго. — Лишь она

решит все споры. Если ж нет, — Вот вам дорога! Ни к чему нам Разговоры! — Отвечали звери хором: — Скажем правду, Правду скажем, Присягнем перед всем бором: Коль соврем — костьми все ляжем! Прошумел тут Дуб ветвями: — Надо выяснить сперва нам, Старше кто из вас годами. Тот и будет самым главным. Сели спорщики под Дубом, Долго молча все сидели. Надо было им обдумать: Где, когда что пили, ели. Солнце выше пред обедом. Наконец Медведь взял слово: — Помню, я однажды с дедом Через эту шел дуброву. Вот в тот день была жара-то! Нас листва твоя манила, Тени ж было маловато, На меня лишь и хватило. Сел в тени и дед мой тоже Под березою на камне. Вот прикинь-ка, если можешь: Сколько было лет тогда мне? — Дело скоро прояснится,— Дуб сказал. — Коль вы готовы, Держит речь пускай Лисица, А потом и Зайцу слово! — Здесь я в детстве пробегала. Ты листвою красовался. Я в тени твоей лежала, А наружи хвост остался. — Все яснее с каждым разом, — Дуб свое промолвил слово. — Заяц нас займет рассказом, Быть и Ворону готовым! — Как бежал я по дуброве, Ты был маленьким дубочком. Эти ушки были вровень Верхним всем твоим листочкам. — Знал я, Заяц нам поможет, Он сказал слова прямые. Расскажи нам, Ворон, тоже Про свои года былые… — Ты могуч в жару и в холод, Что тебе ветра и сырость? Но ведь я принес тот желудь, Из которого ты вырос! Зашумел тут Дуб листами: — Знал я — Ворон спор развяжет. Ты здесь старше всех годами, Ты меня растрогал даже. Да, достоин ты над всеми В нашей пуще старшим зваться, И тебе лесное племя Будет, Ворон, покоряться. Тут Медведь пригнулся низко, На него Лисица села, Заяц же вскочил на Лиску, Ворон взмыл на Зайца смело. Звери двинулись походом И с тех пор вот так и ходят, Каждым летом, с каждым годом Хоровод чудесный водят. Если кто порой их встретит, Пусть уступит им дорогу. Мало ль есть чудес на свете, Но таких совсем немного…

Поблагодарили все Тимоха Сымоновича за сказку, но Зося спросила:

— Как же так? Выходит, что заяц, например, живет столько, сколько дуб вековой?

— Ах ты, Зося! Это же было тогда, когда эта сказка складывалась. А теперь, понятно, заяц живет куда меньше. Да и дружба их давно кончилась: лиса удирает от медведя, заяц от лисицы. Только ворон их никого не боится — взлетит на дуб и скажет: «А ну-ка, достань меня!»

Пройдя немного, встретили в глубокой лощине знакомого всем деда, который им Оленью тропу показывал. Поздоровались с ним.

— Что же это вы, дедушка, с таким маленьким кузовком по грибы пошли?

— Я не грибы, а девясил собираю, коренья. Это хорошее лекарство, от боли в груди помогает.

Пожелали все, чтоб девясил помог ему поправить свое здоровье.

Отойдя немного, Надейка вспомнила:

— Может быть, этот девясил что-то полезное в себе имеет? У Пилипа Пестрака стихотворение про него есть, которое начинается так:

Есть у нас чудесное растенье, Много скрыто в нем целебных сил, И из поколенья в поколенье Носит оно имя — девясил.