Желтая линия
Шрифт:
— А потом, когда получишь холо?
— Стану начальником, — он расплылся в улыбке, глаза-бусинки превратились в щелки. — Я никогда не был начальником. Никто не хотел, чтобы я стал начальником. Но теперь я сам решаю, кем мне быть.
«Удачи тебе, Бедный Шак», — со вздохом подумал я и уже хотел отстать от него, но тут мне стало интересно, кем он был прежде.
— Шак, а чем ты занимался до этого?
— Я гунявил зибобы, — с достоинством ответил он.
— Что-что ты гунявил? — Похоже, я попал в ту область языка Цивилизации, которая была
— Зибобы, — с простодушной улыбкой ответил Шак. — Выбучивал на блоцки и тут же гунявил зибобы. Но они были слишком шулкие, и у меня постоянно пробоячивало на ксын. А роболакер не разрешает, если очень часто получается ксын, от этого жлофа гнется. Мне пришлось уйти оттуда.
— Сочувствую, — пробормотал я.
«Вот тебе и судьбы, Щербатин, — подумалось мне. — Вот тебе и характеры».
Я тут же попробовал написать поэтическое произведение. Печальный рассказ Шака настраивал на эпический лад.
Гунявил зибобы несчастный старик, Но злой роболакер ударился в крик: Выбучивать блоцки ты больше не смей! Ведь ксын пробоячило жлофой твоей. И сел тот старик на летучий корабль…Тут меня заклинило, поскольку никак не вспоминалась точная рифма на «корабль». Когда-то я нашел ее и даже записал, однако теперь все выветрилось.
Тогда я придумал другой вариант: «И сел тот старик на большой звездолет, чтоб слушать и нюхать загадочный лед». Но это получался уже полный бред, и мучиться над ним я быстро расхотел.
Нашего капитана звали Дядюшка Лу, он был старенький, толстенький и лысый. Его голова более всего напоминала сплюснутую морщинистую тыкву. Эта тыква то и дело хитро нам улыбалась.
Дядюшка Лу был одет в жуткую рванину, через дырки беззащитно светилась дряблая кожа его живота. На нем был свитер и широкие штаны, подвязанные снизу тесемочками — очевидно, чтоб не обтрепывались края.
— …А условия у нас такие, — говорил он. — Хорошие у нас условия. День пребывания — три уцим. Промысловый день — десять уцим. Если ничего не делать, за шесть периодов можно получить первое холо. Если на промысел ходить — вдвое быстрей. А если еще и пульпу привозить, то два периода — и можно отсюда улетать. Потому что, когда с полными баками возвращаемся, на каждого по двести уцим.
Дядюшка Лу ласково улыбнулся и развел руками: мол, сами судите, ребятки, двести уцим — это о-го-го, это вам не просто так.
— Машина наша еще хорошая, работать можно, — продолжал он, — ребятишки — тоже хорошие, познакомитесь сейчас. А вот одежонка у вас, мальчишечки, плоховата. Маловато у вас ее. Я так вам скажу — будет свободное времечко — походите по ангарам, пособирайте в углах тряпочки. Там завяжешь, здесь завернешься — глядишь и не озябнешь во льду. В машине-то печки же нету, там и без печки тесновато…
— А как у вас, Дядюшка, насчет пожрать? — поинтересовался Щербатин.
Капитан снова прищурился в ласковой улыбке.
— На еде работаем, — с легкой укоризной напомнил он. — Уж как-нибудь не проголодаемся. — Он поднялся, поддернул штаны. — Ну, пошли, ребятки. Пошли машину глядеть.
Путь наш лежал в один из отдаленных ангаров. Я шагал, посматривая по сторонам, и представлял себя то на авторемонтном участке, то на мясокомбинате, то на военной базе.
Вот трое работяг прут, выбиваясь из сил, огромную гнутую железку. Вот выстроились новобранцы в необмятых робах, а перед ними — то ли начальник, то ли инструктор. А вот грузят на гусеничную платформу грязные баки, из которых выплескивается какая-то жижа.
С трудом верилось, что мы причастны к совершенной, достигшей всех мыслимых высот Цивилизации. Но, может быть, это только ее задворки? Скорее всего так и есть.
— Щербатин, а есть где-нибудь другая Цивилизация?
— Понятия не имею. А тебе этой мало?
Мы наконец пришли. В гулком холодном ангаре я увидел машину, на которой нам предстояло работать ближайшие два периода, добывая питательную пульпу. На вид она напоминала муравья, у которого выросло в три раза больше ног и усов, чем положено. Впереди — круглая вытянутая кабина с окошками из толстого стекла. За ней такой же округлый корпус. А вокруг — десятки раздвижных штанг с пиками и крючьями на концах. И еще снизу кабины — гофрированный хобот с наискось срезанной стальной трубкой. И все это размерами с локомотив.
Машина пребывала в состоянии ремонта. Несколько работников вяло ползали по ней, звеня инструментами. Двое сидели у стены и дули на озябшие пальцы.
— Вот она, — с теплотой проговорил Дядюшка Лу. — Ледоход. Кормилец. Нет, «Кормилец» у другого экипажа, а наш — «Добыватель уцим».
— Это название? — спросил я.
— Имя, — многозначительно поправил Дядюшка.
— А почему такое прозаическое? Хотите, я придумаю?
— Что придумаешь?
— Другое имя, получше. Ну, скажем, «Снежная королева»…
— Не надо нам никаких королев, — забеспокоился капитан. — Нам надо уцим добывать, нам добыватель нужен, а не королева. Ребятишки! — позвал он.
Вылезли трое. Чумазые, изодранные, с обмороженными лицами.
— Вот, ребятишки мои. Вместе на червя пойдем. Это Джи, это Ну-Ну, а это вот — Пок. Знакомьтесь, это наши новенькие. Беня и Щерба.
Мы со Щербатиным постарались выглядеть вежливыми и дружески настроенными. Я, чтобы не перепутать имена, запомнил новых соратников по особым приметам: у Джи не хватало нескольких передних зубов, Пок все время икал и кашлял, а Ну-Ну то и дело нервно оглядывался, словно опасался слежки. Нашему появлению, как мне показалось, они были очень рады.