Жёлтая линия
Шрифт:
— Что это значит? — осторожно произнес Щербатин. — Ты хочешь, чтобы мы что-то сделали? Подожгли дом или взорвали очередной звездолет…
— Я должен повторить, чтобы быть понятым? — спросил в свою очередь Варп.
— Нет, не нужно повторять. — Щербатин с недоумением посмотрел на меня.
— Нам лучше уйти, — сказал я.
— Пожалуй, да.
— Подождите. — Варп открыл глаза. — Мне нет дела до ваших проблем. Но, ломая их порядок, вы служите своему народу. Для этого я вам кое-что дам. Идите за мной…
Мы
— Это все, что я могу сделать для вас. Больше никогда не приходите ко мне.
Каждый — сам по себе. У каждого свой путь.
Щербатин открыл сверток. Там лежало короткое плазмовое ружье — поцарапанное, с пятнами грязи и ржавчины. Щербатин присвистнул, он не ожидал такого подарка. Да и я тоже.
Варп ушел, не сказав нам больше ни слова. Через минуту мы оказались на улице, где дул ветер и сыпала холодная водяная пыль.
— Он сумасшедший? — спросил я.
— Не думаю. Он настоящий ивенк. Хитро придумано, нечего сказать. Бывшие солдаты влезают в чужое тело и становятся врагами сами себе. Странно, что мы не стали такими же убежденными борцами. Что-то помешало.
— Он же сказал, алчность.
— Ну, алчность — не худший из пороков.
— А я думаю, что его разум просто оказался очень примитивным и не смог противостоять второму “я”. Он подчинился полностью — от пяток до макушки.
— А мы с тобой, выходит, высокоорганизованные?
— Надеюсь, что так. Интересно, сколько звездолетов он взорвет, пока его не прижмут?
— Все-таки странно это, — покачал головой Щербатин. — Очень странно. Не верю я, что он совсем один. Не так-то просто взорвать транспорт. Где он, например, берет взрывчатку? Я всерьез думал, что есть какая-то организация, ивенкское подполье…
— Подполье мы уже видели, Щербатин.
Он задумался на минуту, потом усмехнулся:
— Хоть этот парень и псих, а порой говорил здравые вещи. Среди того бреда, который варится в его голове, есть нечто бесспорное.
— Например?
— Ивенки действительно сильнее. Почему, ты думаешь, Цивилизация до сих пор не задавила этих дикарей? Они сильнее. Это диалектика жизни. Бастионы империй держатся на порядке, здравомыслии, опыте предков… И всегда на рабском труде.
Варвары противопоставляют этому дерзость, безрассудство, отрешенность от догм — молодость, одним словом. И, как правило, молодость побеждает. Сколько великих цивилизаций рухнуло под копытами варваров?
— Не знаю, не считал. Думаешь, ивенки развалят все это хозяйство?
— А чем черт не шутит?
— Ну буду молиться за их удачу. Но сам не вмешаюсь.
—
— Я, пожалуй, погляжу, как тебя пристрелят. А потом воспою твой подвиг в стихах.
— Ну, если так, тогда пошли.
Трудно представить более безотрадную картину, чем ночь, опустившаяся на окраины Цивилизации. Мы брели по узкой улочке, втиснутой между огромными и безжизненными, как скалы, домами. В окнах мерцал тусклый свет, но он не оживлял картину, а наоборот, угнетал, словно пламя свечей в усыпальнице.
Я думал, что пора бы нам успокоиться, вернуться домой, уснуть — и будь, что будет. Завтра, похоже, нас ждут сюрпризы, но это только завтра. Сорвали злость — и ладно. Надо ведь как-то жить дальше.
— Я подделаю божью милость, — сказал вдруг Щербатин.
— Это еще как?
— Не знаю. Надо пользоваться служебными возможностями. Я подделаю ей разрешение иметь ребенка и жить со мной. На первое время этого хватит, чтобы затыкать рот соцнадзору. Потом родится ребенок — не убьют же они его!
— А если убьют? Нет, проще — отберут и поместят в казенное учреждение.
— Ты, Беня, как всегда, держишься оптимистом, — с досадой проворчал Щербатин. — Не стану я тебя слушать. Вообще, иди домой.
— А ты куда с ружьем собрался?
— Я в больницу. Черт, ну где же вход в подземку?
Мы добрались в больницу только под утро. Она располагалась на другом конце гигантского города, а поезда ходили очень редко. Кроме того, она по виду ничем не отличалась от трудовой казармы, и найти ее среди сотен таких же серых зданий-громад оказалось невероятно трудно.
Но мы ее все же нашли. Она и внутри мало чем отличалась от казармы — те же полутемные коридоры и помещения, полные спящих людей. Только запах здесь стоял совсем уж дрянной.
— Бедная девочка… — едва слышно пробормотал Щербатин.
Обойти полтора десятка этажей и тысячи кроватей было нам не под силу.
Щербатин нервничал. Он надеялся найти Лиссу быстро, пока ее не забрали на процедуру.
— Где врачи? — негодовал он. — Где дежурные? А если кому-то станет плохо?
— Здесь всем плохо. Всем и всегда.
На одном из верхних этажей мы наткнулись на какого-то служителя. Сонный, отчаянно зевающий, он брел по коридору, держась за стену. Скорее всего вышел по нужде. Щебатин тут же сгреб его за грудки.
— Мне нужно найти одного человека, — сказал он. — Это женщина, ее привезли вчера вечером.
— Где я буду искать, их тут тысячи! — попробовал возмутиться санитар, но Щербатин его встряхнул, а затем любезно подсказал:
— В инфоканале.
— У меня доступа нет!
— Сейчас будет, — пообещал Щербатин и ткнул ему в лицо ружье, которое до этого прятал под накидкой.