Желтая роза в ее волосах
Шрифт:
Но, красота – красотой, а к дому двигаться надо. Решаем – миражам не верить, а курс держать согласно здравому смыслу, то есть, по компасу, ведущему себя нынче вполне благоразумно и прилично.
Приблизительно через час из-за очередного тороса показываются трое мужиков. Обычные мужики, только сиреневые, опять же. До них метров двести с небольшим, идут впереди нас в том же направлении. Вдруг, у путников пропадают головы, плечи, а через минуту одни только ноги бредут куда-то, потом – никого уже нет впереди, исчезли совсем.
В небе, прямо над нашими головами, медленно
Конец Света какой-то. Бред пьяного телёнка в чукотской тундре, на исходе Полярной ночи…
Неожиданно всё прекращается – сиреневые облака ушли куда-то, оптический обман прервался. Надолго ли? Впереди, уже совсем недалеко, наблюдается берег с маяком, позади – трое давешних мужиков безголовых, но сейчас – с головами. Догоняют нас постепенно.
– Видали? – восторженно орет идущий первым молодой краснощёкий здоровяк в овчинном тулупе. – Миражи-то в этом году какие! Блеск и полный отпад! Сахара знаменитая, к такой-то матери, отдыхает…. Вас, ребята, кстати, сперва шестнадцать было, потом – восемь, четыре, а теперь – двое. Вы-то, хоть, настоящие?
– Да, вы сами – минут десять назад – без голов вовсе разгуливали, что тот всадник в пампасах, – парирует Гарик.
Дальше идём вместе.
– Там, у берега, что-то неладно, – говорит один из новых знакомых.
Действительно, впереди толпа народу, все бегают туда-сюда, руками бестолково размахивают.
Подходим, так и есть – сбылись худшие ожидания. Не просто так ночью ветер бушевал – оторвало-таки лёд от берегового припая, между нашей льдиной и береговым льдом образовалась трещина нешуточная. Метров двадцать-тридцать уже будет и расширяется прямо на глазах.
На льдине скопилось примерно двести пятьдесят незадачливых рыболовов. От маяка подходит небольшая лодка – человек пять вместить сможет, да и то, если без рюкзаков и рыбацких ящиков.
Среди толпы начинаются жаркие споры и серьёзные разногласия. Мол, а кому первому спасаться? В воздухе повисает матерная ругань, отчётливо пахнет дракой. Никто не хочет пойманную рыбу и рюкзаки оставлять на льду. А тут ещё Гарик куда-то подевался…
Ага, вот, и он – отошёл метров на сто семьдесят в сторону, лунку пробурил и – как ни в чём не бывало – рыбку ловит, да ещё и рукой мне машет, мол, греби сюда, клюёт.
Подхожу, сверлюсь рядом, опускаю в лунку мормышку.
– Понимаешь, – говорит Гарик, – тут всё достаточно просто, только надо быть внимательным…. Ветер-то у нас – восточный? Восточный, да и крепчает понемногу. А вон, видишь, в двух километрах – мыс Морье? Нашу льдину скоро к мысу прибьёт, а там мелко – переберёмся на берег без особых проблем. Я в прошлом году по этому маршруту уже два раза выбирался…. А на берегу рыбачков, спасённых лодкой, милиция, наверняка, встретит, штраф выпишет. Да, штраф-то ерунда. А, вот, бумага в институт придёт – опять отмывайся, доказывай – в очередной раз – что являешься белым и пушистым, воспитанным в духе борьбы за светлые коммунистические идеалы. Так что, братец, сиди, рыбачь, тут места корюшковые…
И, действительно, пока до мыса дрейфовали, корюшкой ещё разжились – для полного ассортимента.
Прибило льдину к берегу, метровые торосы на месте стыковки подниматься стали. Народ туда и ломанулся дружно, а Гарик сидит себе, дальше рыбачит и – при этом – разглагольствует:
– До чего же народ у нас глупый, легкомысленный и нетерпеливый. Сейчас торосы ещё не устоялись, полезешь через них – обязательно провалишься, а глубина там – метра полтора. Так что, двинемся к берегу только часа через полтора. За это время торошение окончательно прекратится, льдины друг к другу притрутся – пройдём, как посуху.
Так всё дальше и случилось, впрочем, ноги и так мокрыми уже были. Перебрались мы на мыс, а там костры жаркие вовсю горят – это торопыги несчастные сушатся, до станции-то ещё километров семь с половиной чапать…
Приехал я домой. Бабушка обрадовалась – в кои-то веки внук приличной рыбы домой принёс. А потом, глядя, как я безрезультатно пытаюсь валенки с ног стащить, говорит:
– Ничего у тебя, внучок, не получится. Уж, поверь мне. В войну-то я на лесных заготовках работала – знаю, что почём. Если валенок мокрый на ноге часов десять посидит – ни за что потом его не снять, срезать надо.
Жалко валенок, практически новые были. Промучился я ещё минут двадцать-тридцать, да и сдался – срезала их бабушка, к следующему зимнему сезону новые пришлось покупать.
Рыбачил я потом на Ладоге – по последнему льду – неоднократно. Но миражей таких никогда больше видеть не доводилось. Только, вот, снятся они иногда, особенно – кукурузник сиреневый, огромный. Как, впрочем, и другие сны – о событиях юности ушедшей…
Чукотский вариант
Иногда со Временем (как с философской субстанцией), происходят странные метаморфозы.
Бывает, только Новый год встретили, а уже декабрь снова стучится в двери. И не произошло – за рассматриваемый период – ровным счётом ничего…
Бывает – всё наоборот. Столько всего случилось – думаешь, года два прошло, не иначе. А посмотришь на календарь – ёлы-палы, и двух месяцев не набежало! Странная штука – Время…
Из Певека вертолёт полетел строго на восток и минут через пятьдесят успешно приземлился в посёлке Апрельский, где располагался одноимённый прииск и – одноимённая же – геолого-разведывательная партия.
Посёлок вызывал уважение. Встречались, конечно же, и разномастные потрёпанные бараки (куда же без них?), но имелись и современные пятиэтажки, и типовая – совсем, как в крупных городах – школа, и два детских садика.
Практиканты даже немного расстроились – больно уж цивилизовано было вокруг, совсем не того ожидали. Впрочем, вдоволь поудивляться не удалось, уже с утра надо было выходить на работу.
Банкин, Толстый и Михась, получив спецовки и брезентовые рукавицы, отбыли на объекты. Сергея же Вырвиглаз отвёз в расположение полевого отряда, отъезжавшего на участок «Жаркий». Скучно и обыденно представил будущим коллегам, после чего подвёл к невзрачному мужичку.