Желтая роза в ее волосах
Шрифт:
– Извини, но здесь комаров гораздо меньше, – тусклым бесцветным голосом извиняется Витька, от его недавней весёлости не осталось и следа.
Надо пожалеть товарища, тем более что рыбы поймано уже килограмм пятьдесят-шестьдесят, причём, большая её часть даже просолилась и ещё с утра вывешена подвяливаться на ветру.
На завтра едем за сигом. Сиг ловится только на глубине, на самой середине озера, где дует сильный ветер, и комаров нет вообще – Витька безмерно счастлив и даже, наплевав на ещё не до конца подсохшие мозоли, вызывается
Рыбачим на жирных короедов, для добычи которых пришлось с вечера раздраконить топором десятка два трухлявых пеньков. Рыба ловиться плохо, но Толстый возвращаться на берег отказывается наотрез. Наоборот, тянет его на глупые разговоры:
– Андрюх, а заметил – на РМ девчонка одна есть, Нинкой зовут? Симпатичная – до полной невозможности….
Странный этот Витька. Ну, какие ещё девчонки, когда времени – толком – ни на что не хватает? И учиться надо, и подработать там-сям денежку какую-никакую, и с Лёхой на футбол-хоккей сходить, да ещё с Кусковым пивка попить от пуза…. Откуда взять время на девчонок? Чудак Витька, право слово…
В таком духе и отвечаю. Толстый обиженно замолкает и хмуро концентрирует внимание на неподвижном поплавке.
Проходит часов пять. Вдруг, замечаю – нет одного весла. Витька, гребец хренов, вёсла толком не закрепил, вот, одно и уплыло неизвестно куда, ветер-то сильный. Правда, волна идёт к нашему берегу, может, ещё и найдём.
Снимаемся с якоря, старательно всматриваясь в волны, сплавляемся по ветру. Но, всё бесполезно – нет весла, то ли утонуло, то ли у берега в коряжник его занесло.
Орудуя одним веслом, как заправский индеец, довожу лодку до Избы. Дрянь дело. Самодельное весло из куска фанеры и ствола молоденькой осины смастерить – не штука. Но и лодка, и вёсла – чужие, мой отец взял попользоваться у кого-то из друзей. Следовательно, быть скандалу…
Наступает суббота. Над водной гладью разносится громкий молодецкий посвист. Это папаня с компанией подплывают – и нас забрать, и порыбачить самим, разумеется.
Из приставшей лодки неуклюже выбирается батя, в руках – громадная, явно тяжёлая корзина. Зачем, спрашивается, нужна корзина, если грибной сезон даже не начинался?
Идя навстречу, по-честному сообщаю:
– Папа, а у нас неприятность – весло утонуло.
– Какое, в медвежью задницу, весло? – отец уже «принял на грудь». – У моего сына – у тебя, значит – сегодня день рождения. Восемнадцать лет, однако. Совершеннолетие, то бишь…. Позабыть про вёсла! Иди сюда, поцелую по-отечески.
А, ведь, действительно, блин горелый, день рождения мой сегодня! С этой рыбалкой и забылось….
Празднуем, мужики пьют за моё здоровье водочку, а мы с Толстым – по малолетству – портвейн.
Перед отъездом вставляю в скоросшиватель замызганный лист обёрточной бумаги с нашим совместным поэтическим перлом:
Говорят, что можно жить
Как-то по-другому.
На рыбалку не ходить,
Вечно жаться к дому.
На завалинке сидеть
С другом верным Толькой.
Вечерами песни петь.
Говорят – и только…
Вот, и закончилась рыбалка. Возвращаемся обратно в Ленинград, собираем друзей и в «Гавани» – под море пива – разъедаем и семикилограммового язя, и ещё всякой сорной рыбы – без счёта…
Сейчас Витька заявляет, что, мол, с той самой поездки он и стал «заядлым рыбаком». Но это смотря, что понимать под означенным термином. Ну, разжился Толстый деньгами, купил яхту небольшую – метров двенадцать с половиной длиной, оснащённую эхолотом и прочими современными наворотами. Спиннинги дорогущие, воблеры разные в количествах немереных, нехилая коллекция средств от комаров и прочих мошек – дело, безусловно, хорошее.
Но, пардон, какое отношение – всё это – имеет к рыбалке?
Я так думаю, что никакого. Настоящая рыбалка, на мой скромный взгляд, это – всего лишь – философская субстанция, способствующая лучшему мироощущению, не терпящая суеты и избыточного комфорта…
Ладожские миражи
В своей жизни я видел много миражей – и в пустыне Кызылкум, и в болотистых джунглях Вьетнама, и даже – в одно особенно жаркое лето – над безымянным заливом Охотского моря. Но ладожские миражи – они особые, любимые. Почему? А, может быть, потому, что они родные? То бишь, на Родине увиденные?
Наступил март, приближалась полноценная весна. Решили мы с Гариком, пока ещё не поздно, на зимнюю рыбалку сползать. Лёд на Ладоге ещё надёжным был, но стоит на недельку-другую припоздниться – и искупаться запросто можно.
Встречаемся поздним вечером на Финляндском вокзале – необходимо на последней электричке доехать до конечной станции с профильным названием «Ладожское Озеро», заночевать на вокзале, а ранним утром, ещё в сумерках, выдвигаться к рыбе поближе.
Встретились-поздоровались, смотрю, а Гарик какой-то не такой, скулы заострились, взгляд непривычно-скользящий. Выясняется – заболел напарник, температура под сорок.
– Давай, Гарик, – говорю, – отложим на фиг эту рыбалку. Сейчас я тебя домой провожу. Водки горячей с малиновым вареньем попьёшь – к утру вся хворь, обязательно, и отступит.
– Нет, так не пойдёт, – заявляет Гарик, – Во-первых, клин клином вышибают. Ломанёмся к Зеленцам, пропотею по дороге, потом в палатке отлежусь. А, во-вторых, у меня водка горячая, разбавленная малиновым вареньем, с собой, – и демонстрирует термос трёхлитровый, китайский.
Смотрю, спорить с ним бесполезно – настроен серьёзно, а экипирован, термос учитывая, и подавно.
Приезжаем на станцию, кемарим в уголочке – народу в здании вокзала много собралось, одни корюшку ловить настроились, другие, наоборот, собрались к Кариджскому маяку – за окунем. Каридж место почётное – часа четыре до него по торосам добираться, но окуняры там ловятся – по килограмму и более, да и щуки крупные попадаются иногда.