Жёлтая роза
Шрифт:
Табунщику надоели эти громкие песни, и он недовольно проворчал:
— Пора уж, Пишта, кончать эти нескончаемые песнопения да садиться на своего осла и скакать вслед за стадом, а то шуба намокнет.
— Э-э-э, что-то Шандор Дечи сегодня не в духе.
— Смотри, чтоб я как-нибудь не выпустил из тебя дух, если ты будешь здесь препираться со мной! — сказал табунщик, засучивая рукава до локтей. Сейчас он готов был дать взбучку каждому, кто попадётся ему под руку.
Оба чабана зашушукались. Им хорошо знаком степной обычай: если за стол сядет табунщик, то только с его разрешения чабан может примоститься рядом; если же ему говорят «уходи прочь», то нужно немедленно убираться.
Один из чабанов постучал бутылкой по столу:
— Получите с нас! Гроза надвигается!
На стук из корчмы вышла молодая корчмарка.
Она сделала вид, будто сразу не заметила табунщика, и стала заниматься чабанами. Подсчитала, сколько следует с них за вино, с красненькой дала сдачи медяками и, когда гости поднялись, вытерла залитый вином стол.
Чабаны вскочили на своих ослов и, очутившись, наконец, в полной безопасности, снова загорланили свою песню:
Шесть псов моих волка гонят.Два подпаска с боков ловят.Сам я бегу впереди,Осёл серый позади.Когда чабаны скрылись из виду, девушка обратилась к табунщику:
— Что ж ты, голубок мой дорогой, даже не поздороваешься?
— Моё имя Шандор Дечи, — хмуро буркнул табунщик.
— Очень приятно, ваша светлость. Виновата и прошу простить, если я вас обидела. Не угодно ли пожаловать в корчму?
— Спасибо. Мне и здесь хорошо.
— Там бы вы нашли достойную вашего чина компанию.
— Знаю. Вижу по лошади. Он сам выйдет ко мне.
— Что прикажете? Вина? Красного? Белого?
— Я не пью вина. Подайте мне пива в бутылке.
Пивом в запечатанной бутылке отравить невозможно: оно выльется, если вытащить пробку. Девушка поняла намёк, но не подала виду, как ей горько. Вскоре она возвратилась с бутылкой пива и поставила её перед парнем.
Табунщик надменно бросил ей:
— Что, я портновский подмастерье, что ли? Почему мне подают одну бутылку?
— Ну хорошо, хорошо! Только не сердитесь, ваша милость. Я мигом принесу ещё.
Немного погодя она принесла целых шесть бутылок.
— Вот теперь всё в порядке.
— Откупорить?
— Спасибо. Я и сам умею.
С этими словами он взял одну из бутылок и ударил горлышком о край стола так, что оно отлетело в сторону; потом вылил пенящееся пиво в большую кружку. В таких случаях пиво обходится дороже, потому что нужно платить и за разбитую бутылку, но, как говорится, у кого имеются деньги, тому и море по колено.
Обидевшись, девушка пошла к дому, вызывающе и кокетливо покачивая бёдрами. Золотые серёжки позвякивали у неё в ушах. Волосы у неё опять были не подобраны, не сколоты гребнем, а заплетены в две длинные косы, завязанные лентами. «Раз ты так, то и я так», — должна была говорить её походка.
Табунщик пил один, не спеша. Клари, проходя через веранду, напевала: «Знал бы ты, что знаю я, кого верно так люблю. Ты тогда бы так же плакал, как и я…» Вдруг песня оборвалась: девушка скрылась в доме, громко захлопнув за собой дверь. Когда она снова вышла, на столе перед табунщиком стояли уже три пустые бутылки с отбитыми горлышками. Она взяла их и вместе с осколками стекла положила в передник. После трёх бутылок пива и у парня изменилось настроение. Он вдруг обнял девушку за талию, когда Клари стала подметать возле стола.
Девушка даже не рассердилась.
— Можно с тобой говорить по-дружески? — спросила она.
— Всегда можно было, можно и теперь. Что же ты хотела сказать?
— А ты спроси что-нибудь.
— Почему у тебя заплаканы глаза?
— Потому, что я очень счастлива. Ко мне сватается жених.
— Кто такой?
— Старый вервельдский корчмарь. Вдовец. У него денег куры не клюют.
— И ты пойдёшь за него?
— Как же мне не пойти, раз берут. А ну, пусти!
— У тебя что ни слово, то ложь.
И он выпустил её из объятий.
— Будешь ещё пить?
— А почему же не пить?
— Смотри, чтобы тебя не разморило после пива.
— Это мне как раз и надо, чтобы охладить свой пыл. А тому, другому, дай вина покрепче, пусть он разогреется, чтобы нам быть друг другу под стать.
Тому, другому, девушка, вероятно, не сказала, что здесь находится Шандор Дечи. Табунщик решил сам дать знать о себе. Он запел насмешливую песенку, которой обычно дразнят пастухов. У Шандора был красивый, сильный голос, вся Хортобадь знала его.
Я пастух из Петри.Гурт пасу из Петри,Мой подпасок —На метели.Сам же я сплю на постели.Он придумал хорошо! Ещё не кончилась песня, а из корчмы, точно на зов, уже вышел его милость пастух. Он нёс в одной руке бутылку с красным вином, на горлышке которой был надет стакан, а в другой — дубинку. Бутылку он поставил на конце стола, напротив табунщика, а дубинку положил рядом с его дубинкой и потом уже сел за стол против Шандора. Они не подали друг другу руки, а только молча кивнули головами, остальное, мол, ясно без слов.
— Ты что, приятель, уже вернулся из поездки? — спросил табунщик.
— Опять уеду, если захочу.
— В Моравию уедешь?
— Если не раздумаю, то уеду.
Они выпили.
Немного погодя табунщик снова спросил:
— Ты что же, на сей раз не один поедешь?
— Ас кем же мне ехать?
— Я тебя научу: возьми свою родную мать.
— Да она на всю Моравию не променяет место торговки в Дебрецене.
Они выпили ещё раз.
— Так ты, значит, уже распрощался с матерью?
— Да.