Жёлтая роза

Йокаи Мор

Старший табунщик, коренастый, плечистый, жилистый старик, прикрывая от солнца глаза ладонью, уже издали узнаёт гостей по их лошадям.

— Это почтенный Михай Кадар, а с ним — барышник Пеликан. Так я и знал, что сегодня явятся к нам — так и вышло, по календарю!

— Неужели и это есть в календаре? — посмеиваясь, спросил Шандор.

— А как же, сынок. В календаре господина Чати всё есть. Недаром же их благородие с этого дела построили себе трактир. В воскресенье в Оноде будет ярмарка, Пеликан поведёт туда лошадей на продажу.

Календарь в самом деле не подвёл. Господа приехали за лошадьми: почтенный Михай Кадар в качестве продавца, а Шаму Пеликан — покупателя.

Господин Михай Кадар, наверное, всем хорошо знаком. Это красивый круглолицый мужчина с небольшим животиком. Ходит он в расшитом тесьмой доломане, в сапогах со шпорами, на голове у него шляпа с загнутыми полями, в руках — тонкая длинная трость с набалдашником в виде птичьей головки. Он владелец того косяка, который сейчас во главе с рыжим жеребцом пасётся на лужайке.

Шаму Пеликан, напротив, костлявый мужчина, с очень горбатым носом, с бородой и большими усами; его спина и ноги немного искривлены, как у всех объездчиков. Он носит шляпу с высоко поднятыми полями и журавлиным пером, клетчатую жилетку, короткую куртку, широкие шаровары, заправленные в высокие сапоги. Из кармана у него торчит портсигар, в руках — закрученный на длинную ручку хлыст.

Господа слезли с таратайки и не спеша направились к загону, где их уже поджидал старший табунщик. Они поздоровались с ним за руку, после чего тот, отдав распоряжение своим помощникам, вместе с приезжими пошёл к табуну.

Два табунщика, громко щёлкая кнутами, выгнали вперёд косяк, в котором находились лошади и господина Михая Кадара. В нём было около двухсот диких жеребят, ещё не знавших узды.

В то время как оба пастуха полукругом гнали табун на приезжих знатоков, барышник указал одному из пастухов рыжую кобылицу, сразу ему понравившуюся.

— Я бы хотел купить вот эту.

Шандор Дечи сбросил свой армяк, взял в правую руку аркан, намотал один его конец себе на руку и помчался навстречу приближающемуся галопом табуну. Подскакав к выбранной лошади, он стремительно бросил длинную верёвку вперёд, и петля с математической точностью обвилась вокруг шеи лошади. Другие лошади с ржанием понеслись дальше, пойманная же осталась на месте. Она металась из стороны в сторону, брыкалась, становилась на дыбы, но тщетно. С помощью аркана человек железной рукой один держал её. Широкие рукава его рубашки были откинуты до самых плеч; в эти минуты он напоминал античное изваяние укротителя лошадей. Перебирая руками верёвку, он подтянул вплотную к себе попавшую в петлю лошадь, несмотря на всё её яростное сопротивление. Глаза кобылицы были вытаращены, ноздри раздулись, дыхание с хрипом вырывалось из груди. Табунщик обнял её за шею, снял с неё петлю и что-то шепнул ей на ухо, от чего это дикое животное вдруг стало кротким, как овечка. Кобылица покорно дала надеть на себя узду и привязать себя к задку повозки барышника, не преминувшего угостить свою жертву хлебом с солью.

Эта демонстрация силы и ловкости повторялась трижды. Шандор ни разу не промахнулся. Лишь в четвёртый раз, когда петля, брошенная очень широко, сползла на грудь кобылы и не стянула ей шеи, лошадь начала брыкаться, взвилась на дыбы, помчалась и долго тянула за собой на аркане табунщика, пока тот, наконец, не осилил её. К господам он подвёл кобылу уже укрощённой.

— Ей-богу, это зрелище куда лучше, чем партия карамболя в гостинице «Золотой бык», — обратился Шаму Пеликан к почтенному Михаю Кадару.

— Да, Шандор мастер своего дела, — заметил горожанин.

Барышник вытащил портсигар и угостил табунщика.

Шандор Дечи взял сигару и закурил.

Четырёх необъезженных лошадей привязали к повозке барышника: двух к задку, одну к пристяжной и одну к кореннику.

— Клянусь честью, друг мой, ты дюжий парень, — сказал Пеликан, прикуривая от сигары Шандора.

— А если бы он не болел… — проворчал старый табунщик.

— Да я и не болел! — гордо откинув голову, воскликнул парень.

— А что же с тобой было? Какого же ты чёрта провалялся три дня в матайском лазарете?

— В лазарете?! Ведь там только лошадей лечат!

— А ты что там делал?

— Пьян был, вот и всё.

Старший табунщик, от удовольствия покручивая ус, с притворной досадой пробурчал:

— Такой уж народ эти бетяры!.. Ни за что на свете не признаются, если с ними беда приключилась.

Приезжие стали расплачиваться.

Они сторговались на восьмистах форинтах за четырёх молодых лошадей.

Господин Пеликан вытащил из внутреннего кармана сложенный вчетверо кусок рыбьей кожи (это был его кошелёк) и из целой кипы бумаг извлёк одну. В кошельке не было ни одной ассигнации, а только векселя и вексельные бланки.

— Я никогда не вожу с собой денег, а только векселя, — заметил барышник. — Пусть грабят сколько угодно: вор только сам на себя накличет беду. Вот я и буду расплачиваться векселями.

— А я с удовольствием их приму, — отвечал почтенный Михай Кадар. — Ваша подпись, господин Пеликан, всё равно что наличные деньги.

Пеликан имел при себе и письменные принадлежности: в кармане шаровар — чернильницу с завинчивающейся крышкой, а за голенищем сапога — перо.

— Сейчас мы и стол устроим, — сказал он. — Уважаемый табунщик, если это тебя не затруднит, приведи сюда свою лошадь.

Удобно пристроившись, барышник стал заполнять бланк векселя на седле Шандоровой лошади. Шандор внимательно следил за ним.

Не только табунщик, но и лошади наблюдали за процедурой заполнения бланка. Все эти дикие скакуны, которых только сейчас гоняли и ловили арканом, как любопытные дети, без всякого страха сгрудились вокруг людей (правда, господин Кадар угощал их дебреценскими баранками). Гнедой в яблоках молодой жеребец, положив голову на плечо барышника, внимательно смотрел на невиданное чудо.

Казалось, с молчаливого согласия всего табуна Шандор Дечи заметил:

— Почему вы, сударь, изволили написать на той бумажке восемьсот двенадцать форинтов и восемнадцать крайцаров, когда сторговали лошадей всего за восемьсот?

— А потому, уважаемый табунщик, что, покупая товар, я обязан платить наличными. Теперь же многоуважаемый господин Михай Кадар подпишет на обороте векселя своё имя и станет таким образом «передатчиком» этого векселя. Завтра утром он предъявит вексель в банке, где ему выплатят восемьсот форинтов, но вычтут проценты — двенадцать форинтов и восемнадцать крайцаров. Вот эту сумму я погашу через три месяца, а пока могу по своему усмотрению распоряжаться наличными деньгами.