Желтые ромашки
Шрифт:
— Может, тебе показалось? — усомнился Петрюкас.
— Своими глазами видел! — обиделся Валентинас. — Честное слово!
Таутвилис подошел к кусту чуть не вплотную, присел на корточки и заглянул в темную дыру.
— Видишь?
— Ничего…
— А ты смотри смелее, чего боишься? — подколол его Петрюкас.
— Сам посмотри! — огрызнулся Таутвилис, однако сунулся чуть не в самую нору. Валентинас и Петрюкас, затаив дыхание, следили за ним и ждали.
— Вижу! — отпрянув назад, негромко сказал Таутвилис. — Точно. Глаза горят. Круглые и очень близко один от другого…
Теперь уже никто не сомневался,
— Может, барсук? — боясь осрамиться, предположил Валентинас.
Братья с сомнением покачали головами: если бы тут жил барсук, то люди знали бы про него. Нет. Это кто-то другой.
— А если лиса? — после долгого молчания спросил Петрюкас и отступил подальше.
Отступили и Валентинас с Таутвилисом. Правда, и про лисицу люди говорили бы. Вон прошлой зимой ночной сторож Йокубонис даже застрелил одну рыжую кумушку неподалеку от колхозных курятников.
— Я сейчас Маргиса приведу, — вдруг сообразил Таутвилис. — Если лиса, Маргис ее мигом оттуда выгонит. А вы сторожите, чтобы не убежала.
Таутвилис устремился к дому. Валентинас и Петрюкас остались стоять на страже, с подозрением поглядывая на темную дыру под корнями. Вокруг щебетали дрозды и трясогузки, где-то поодаль дятел все еще долбил трухлявый ствол. Когда налетал порыв ветра, шелестели верхушки берез и с них сыпалась роса. Вдруг Петрюкас прислушался, глаза стали тревожными.
— Слышишь? — тихонько шепнул он.
Валентинас прислушался. Из норы доносился таинственный звук: «Пых-пых-пых…»
Петрюкас прихватил с земли палку. Нашел себе такое же оружие и Валентинас. Пыхтение неожиданно прекратилось, но вскоре возобновилось. А Таутвилиса с Маргисом все не было. Ребята растерялись. Они с опаской поглядывали то на темнеющую под кустом дыру, то друг на друга, готовые, если из норы покажется голова зверя, дать волю ногам.
Наконец в овраге послышалось тявканье Маргиса, под ногами Таутвилиса трещали сучки. Можно было с облегчением вздохнуть. Теперь — будь, что будет!.. Вскоре из зарослей лозняка вынырнул Таутвилис, придерживая на поводке собаку. От быстрого бега лицо его раскраснелось, рубашка выбилась из штанов. А Маргиса в высокой траве почти и видно не было. Только там, где он бежал, расступались и качались стебельки тимофеевки и других трав.
— Еще сидит? — издали осведомился Таутвилис.
— Сидит, — негромко, но сгорая от нетерпения, отозвались стражи.
Таутвилис спустил Маргиса с поводка, а сам тоже подобрал палку покрепче — толстенную, размером больше себя самого, и встал справа от норы.
— Взять, Маргис, взять! — науськивал он дворняжку, тыкая палкой в сторону куста.
— Взять, взять, Маргис! — кричали и Валентинас с Петрюкасом.
Песик принюхался, удивленно посмотрел на «охотников» и спокойно затрусил к норе.
— Взять, Маргис, взять! — все громче кричали ребята.
И тут Маргис почуял, что в норе кто-то есть. Ощетинился, залаял. Мальчики подняли палки — как только зверь высунется из норы, они его по голове, по голове!
— Держись, ребята! — заметив, что Маргис вдруг попятился, с дрожью в голосе предупредил Таутвилис.
А Маргис еще сильнее взъерошился, с заливистым лаем шмыгнул между ребятами и, обежав куст кругом, всеми четырьмя лапами прыгнул прямо туда, где зияла дыра. Из норы снова раздалось сердитое и таинственное «Пых-пых-пых!» Затаив дыхание, ждали мальчики, что же будет дальше. И тут из-под куста не спеша выбрался маленький, облепленный листьями ежик.
Три палки, готовые встретить могучими ударами страшного зверя, опустились на землю.
ПЕРВЫЙ УРОК
Перекресток, над которым висит светофор, еще один перекресток, и перед глазами Валентинаса — белое двухэтажное здание. Это и есть школа, о ней он все время думал в последние дни. Мальчик стиснул ручку портфеля, однако, хотя мама была рядом, шаги его непроизвольно замедлились. Сквозь распахнутые школьные окна на улицу выплескивался гул и многоголосый гомон. Во дворе тоже толпились ребята. И только в маленьком скверике перед школой, разделенном на две половины широкой заасфальтированной дорожкой, ведущей до самой школьной калитки, было тихо. Тут собирались первоклассники — девочки и мальчики, пришедшие с мамами, папами, бабушками и дедушками. Они чинно сидели на зеленых скамейках или стояли между цветочными клумбами — серьезные, сосредоточенные, внимательными глазами встречая каждого проходящего в школу и крепко сжимая в руках новенькие портфели.
Валентинас и его мама тоже присели на скамейку и стали ждать. К маме обратилась сидевшая напротив женщина. Как выяснилось, она привела в первый класс толстощекую девочку с большим синим бантом в волосах. Немного освоившись, Валентинас разглядел и других ребят. За клумбой, на крайней скамейке, сидели двое мальчишек и молча толкали друг друга. Они были одного роста, в школьных костюмчиках, одинаковых носках и ботинках. И очень похожие.
«Наверно, близнецы», — решил Валентинас и посмотрел на девочку, сидевшую на другой скамейке. Маленькая, с тонкими, как палочки, руками, она молча жевала бутерброд.
«Во, голодающая!.. Не может хоть бы до первой переменки подождать», — подумал Валентинас и снова повернул голову к близнецам: один из них, вытеснив брата, сидел развалясь и болтая ногами, а другой уныло стоял рядом.
«А ты толкани его как следует, он и подвинется!.. Не велик барин…» — мысленно посоветовал Валентинас обиженному близнецу.
Наконец в школьном коридоре зазвенел звонок. Голоса, до тех пор доносившиеся изо всех окон, понемногу утихли. На скверик вышла женщина с листом бумаги в руке.
— Ой, наверно, наша учительница, — сказала худенькая девочка, дожевала бутерброд, и, вскочив, потянула за собой свою маму.
Стройную высокую женщину с венцом из толстых кос сразу же окружили ребята и взрослые. Подошли и Валентинас с мамой. Это действительно была их учительница, а белый листик у нее в руках — список учеников первого класса «А».
Учительница поочередно читала фамилии, и ребята отзывались «я» или «тут», и только за самых робких отвечали их мамы: «Да-да, здесь…»
Валентинас с нетерпением ждал, когда же прочтут его фамилию, боялся прозевать, оскандалиться на виду у всех. А тут еще девочка, та маленькая, с тонкими, как палочки, руками, настырно лезла вперед и, не выпуская маминой руки, вертелась во все стороны.