Желтые ромашки
Шрифт:
Механик сунул Линасу в руку блестящий медный якорек, а сам снова сбежал по лесенке вниз, в машинное отделение.
Линас разжал кулак, посмотрел. Якорек был медный и действительно похож на те, которые он видел на парадных моряцких фуражках. Только булавка, наверно, обломилась. Он крепко сжал якорек в руке и стал слушать, что там, внизу, делают капитан и механик.
За стеной темно-синего соснового леса садилось солнце. Над водой мельтешила мошкара, плескались, выпрыгивали из воды рыбки. На правом берегу какой-то дяденька поил лошадь. Было так тихо, что можно услышать, как с лошадиной морды срываются капли.
Механик
Линас все еще сжимал медный якорек. Есть ему, и правда, уже не хотелось. Не хотелось и пить. Только однообразный шум мотора нагонял сон. Мальчик собирался спросить у механика еще об одном: не может ли якорек помочь усатому старичку, чтобы тот человек, который звонил ему без пятнадцати семь из Москвы, позвонил в другой раз. Но механик больше не выходил на палубу.
С пристани Линас с мамой ехали автобусом. Мальчик прислонился к маминому плечу и задремал. По лестнице его, уже совсем спящего, нес папа, встретивший их у остановки. Линасу очень хотелось узнать, как папа съездил, какие подарки привез, но трудно было выговорить даже слово. Ему казалось, что это не папа несет его на руках, а огромные волны качают на пароходе. Но он нисколечки не боялся: в руке был крепко зажат медный якорек.
ТАИНСТВЕННЫЙ ЗВЕРЬ
Уже вторую неделю гостит Валентинас в деревне у тети Морты. Солнечно, тепло, и никаких особых приключений. Тетина усадьба — на самом краю колхозного поселка, далеко от шоссе и других больших дорог, огородные грядки упираются прямо в густой березнячок. Тут целое событие, если по полевой дорожке протарахтит трактор или колхозный грузовик. В полдень и вечером пастух гонит мимо усадьбы стадо на водопой. Изредка заглянет кто-то из соседей. Вот, можно сказать, и все. Валентинасу было бы очень скучно, если бы не двоюродные братья Петрюкас и Таутвилис — дети маминой сестры тети Морты.
Петрюкас с Валентинасом ровесники, Таутвилис на два года моложе. Хотя они с Петрюкасом родные братья, но совершенно не похожи друг на друга. Петрюкас намного выше, но худенький, бледный, медлительный, у него частенько глаза на мокром месте: то палец на ноге собьет, то толкнет его кто-нибудь. Таутвилис совсем другой: круглоголовый крепыш, всегда веселый, непоседливый, заводной — вся усадьба словно им одна полна. Это Таутвилис водил Валентинаса в луга, где пасется колхозное стадо, чтобы показать городскому братцу, как сшибаются лбами бараны. Это он, Таутвилис, первый бежит купаться, это он тащит братьев по ягоды. Если бы не он, кто бы догадался кататься на тележном передке? А теперь ребята только и ждут, когда дядя Йонас, отец Петрюкаса и Таутвилиса, доставив сено на ферму, распряжет лошадь и уведет ее пастись. Сразу же приподнимается передок телеги, передние колеса вместе с оглоблями выезжают из-под него, двое хватают по оглобле, третий усаживается между колес и — но-о! Меняясь местами, они объезжают таким манером в экипаже чуть ли не полколхоза. И это еще не все. Едут, скажем, мимо колхозного сада, «экипаж» останавливается, ребята отправляются собирать падалицу. А что, после того как наездишься и набегаешься вволю, может быть вкуснее, чем зеленые яблочки с домашним ржаным хлебом!..
Но в этот четверг все телеги отправились на станцию за удобрением. Уехал и дядя Йонас. Идти на речку купаться неохота — день выдался ветренный, хмурый. И колхозное стадо, как нарочно, погнали сегодня совсем в другую сторону — в луга за шоссе…
Чем займешься, куда денешься от скуки? Думали, думали…
— Может, по малину сходим? — наконец предложил Таутвилис.
Предложение не слишком заманчивое, но все равно лучше, чем сидеть сложа руки. И вся троица отправилась в березняк.
Роса еще не сошла, да и ночью моросило. Подует ветер — и так, глядишь, обдаст тебя с ветвей холодным душем! Мокрые гроздья недозрелых орехов поблескивают, будто отполированные. То тут, то там дятлы упрямо долбят подгнившие стволы. В кустах попискивают какие-то взъерошенные пичуги. Пахнет влажным мхом и ягодами.
— Туда, по оврагу… Вперед! — скомандовал Таутвилис и первым, закатав штаны, побрел по мокрой траве.
Склоны оврага и в самом деле поросли малинником. Издалека видны крупные красные ягоды, взращенные солнцем и умытые дождем. Валентинас присел на корточки возле малинового куста, сорвал несколько ягод, сунул в рот. Тут же поманил его другой куст, еще обильнее усыпанный спелой малиной. Где-то неподалеку лакомились Петрюкас с Таутвилисом. Время от времени, отойдя подальше, они аукались; кто-то звал к себе, нахваливая найденное местечко.
— Сейчас, сейчас, — неслось к нему с обеих сторон, но идти на подмогу ни один не спешил — у самих необобрано.
С намокшими от росы рукавами и перецарапанными в малиннике руками Валентинас незаметно вышел из оврага. Еще один куст, еще… Обобрал и его. Сверху ягод уже не видать. Мальчик присел на корточки и, стараясь оберечься от росы, собирал малину с веток, нависших над самой землей. Между мокрых листьев, перепутанных с колосками порея, как огоньки, краснели еще три налитых ягоды. Мальчик встал на колени и совсем уж было собрался сорвать их, но тут заметил какое-то темное пятно — дырку в корнях куста. Яма? Нора? Небольшая, с чайное блюдце, но в глубине, в темноте горят два огонька!
— Это еще что такое? — словно обжегшись, отдернул руку Валентинас.
Из норы, не мигая, смотрел прямо на него кто-то живой.
Сначала мальчику показалось, что несколько холодных капель упало за ворот и покатилось по спине. Но скорее всего не роса это была, пробрало его дрожью от страха. Откуда знать, кто может прятаться в темной норе под корнями?
Он медленно отполз от куста. Сначала на шажок, потом еще… Огоньки в норе погасли.
«Тук-тук-тук…» — тревожно стучало сердце. «Тук-тук-тук…» — стучали по стволам дятлы.
Не спуская глаз с того места, где увидел дыру, Валентинас негромко окликнул братьев. Никто не отзывается. Встал с колен, отступил еще на шаг и уже громко закричал:
— Петрюкас! Таутвилис! Сюда, что покажу!..
Наконец услышал ответ:
— Сейчас, погоди!
Опасаясь спугнуть затаившееся в норе существо, Валентинас сложил ладони рупором и позвал настойчивее:
— Идите скорей! Тут какой-то зверь!
Через несколько минут из-за кустов вынырнул Таутвилис, лицо мокрое, в волосах какие-то листочки, веточки. Следом прибежал Петрюкас. Валентинас молча указал на темнеющую под кустом дыру. Все трое подошли поближе, осторожно осмотрели куст со всех сторон, но в самой норе ничего не увидели.