Желтый ценник
Шрифт:
– Вы правы, – улыбнулась следователь и пошла следом за остальными, которые так ни разу и словом не обмолвились. Просто постояли, послушали, ушли. Вообще непонятно, зачем приходили.
Когда милиция покинула квартиру, Ася вместе с детьми заперлась в комнате и не выходила до прихода Руслана с работы.
Ася зашла в милицию, поднялась на второй этаж, постучала в кабинет, который был обозначен в повестке.
– Войдите, – сказал женский голос.
Ася отворила, осторожно переступила порог.
– Загребина? – улыбнулась стоявшая у окна женщина в милицейской форме.
Ася кивнула.
Женщина встала, собрала разложенные бумаги в стопку и сказала:
– Пройдемте со мной.
«Меня, что, сразу в камеру?» – испугалась Ася и пошла по коридору вслед за женщиной.
– Проходите, – она отворила дверь с табличкой «Дознаватели» и пропустила Асю вперед.
Большой кабинет. Четыре стола, за двумя сидели женщины в милицейской форме, за третьим – скорбная Алевтина, четвертый заняла та, что привела Асю.
– Присаживайтесь, – сказала одна из дознавателей и указала на стул, который находился посреди комнаты.
Ася села, чтобы унять дрожь, зажала ладони между коленей.
– Расскажите нам, пожалуйста, что произошло?
– Да я сто раз уже рассказывала, – вскинулась Ася.
– Расскажите нам еще раз, – сделала упор на словах «еще раз» все та же дознаватель. Остальные молчали.
– Хорошо, – сглотнула Ася, чтобы протолкнуть комок, появившийся в горле. – Вот она, – Ася кивнула на Алевтину, – подает на меня в суд уже в третий раз.
– В смысле? – удивилась дознаватель.
– Первый раз, когда мы поменяли замок на входной двери.
– Да! – вспыхнула благородным гневом Алевтина. Она хотела еще что-то добавить, но дознаватель остановила ее взмахом руки.
Асю аж передернуло. Неужели справедливость восторжествовала? Значит, она не зря ходила к главному и писала заявление, чтобы следователей мужчин поменяли на следователей женщин.
– Продолжайте, – кивнула дознаватель.
– Ключи оставили ближайшим соседям. У нас кнопки звонков рядом. Других соседей предупредили устно. Когда мы уехали, «она» приехала и вместо того, чтобы позвонить соседям и спросить, побежала в милицию писать заяву что мы ее не пускаем в дом.
– Да, да! – вскочила Алевтина.
– Сядьте! – приказала дознаватель Алевтине и кивнула Асе. – Продолжайте.
– Второй раз, когда муж вывез все вещи.
– Она меня обокрала! – вновь взвилась Алевтина.
– И как вы выпутались из этой истории? – осторожно спросила дознаватель у Аси.
– Так у меня была расписка.
– В деле нет никаких расписок, – внимательно всмотрелась в Асю дознаватель, чем сильно ее удивила.
«Значит, подняли все дела?»
– Да, я знаю, что расписка пропала. Но если бы ее не было, меня бы давно уже посадили.
– Хорошо, – кивнула женщина. – Продолжайте.
– А в третий раз мы с «этой» подрались. Драка была обоюдной, – Ася вздохнула и добавила: – И я нисколько об этом не жалею.
«Зря это сказала», – поругала себя Ася.
Алевтина заплакала в голос. Дознаватели переглянулись. Та, которая привела Асю в кабинет, поднялась и пригласила Асю следовать за ней.
Снова вернулись в комнату, указанную в повестке. Женщина вытащила из папки документ и протянула его Асе.
– Что это? – взяла она бумагу.
– Читайте.
– Я не могу, у меня все п-перед глазами прыгает.
– Мы закрываем ваше дело. Мазидуровой сообщим через две недели, чтобы у нее не осталось времени на обжалование.
Ася стояла и не могла понять, о чем ей говорят.
– Вы что, меня отпускаете?
Женщина рассмеялась в голос.
– Да. Вы свободны.
– И что? Я могу идти?
– Конечно.
Ася задом стала продвигаться к дверям. Она еще не верила в это чудо, боялась, что вот сейчас откроет дверь, а там ее возьмут под белы рученьки и уведут в камеру.
Ася взялась за ручку и обернулась.
– Хочу вас предупредить, что Мазидурова – ваш постоянный клиент.
Дознаватель вновь рассмеялась в голос.
– Мы это поняли.
Глава 10
Белый клатч с пайетками
В двухтысячном году, под февральский праздник защитников Отечества, был морозный солнечный день. Ася вышла из дома, села в автобус и поехала на рынок. Там зашла на склад, в сумраке долго грузила коробку с обувью на тележку. В морозной пустоте склада слабо мерцала круглая лампочка, а Ася боялась лишний раз вздохнуть, чтобы сохранить остатки домашнего тепла. А впереди еще целый день. Выйдя со склада, потащила тележку к палатке. Замерзшие колеса тихо поскрипывали на снегу и от тяжести отказывались вращаться, пришлось тащить тележку волоком. Идти недалеко – сто двадцать четыре шага. Она тянула тележку, не замечая людей, машинально обходила, здоровалась, иногда натыкалась на кого-то.
Натянув тент на палатку, Ася расчистила стол от снега, раскрыла коробку и стала выставлять обувь. Обувь на морозе задубела и потеряла свой товарный вид. Это ничего. Она сегодня у всех продавцов такая.
Ася давно разложила товар, и уже стали подходить покупатели. Один раз даже померили сапоги, но не сошлись в цене. Вроде недорого запросила, но, видимо, кто-то сбрасывал цену. Верка, наверное, из второго ряда, у нее такая же модель.
Ближе к обеду пришли соседи напротив, семейная пара Виктор и Лена. Лена ранее учительствовала, но, когда зарплату стали задерживать, вышла на рынок. Виктор был отличным мебельщиком, но совершенно не мог договариваться об оплате, и выходило, что он все время работал вхолостую, правда, иногда его кормили и давали бутылочку. Но это никак не помогало семейному бюджету.
Лена была упитанная, невысокая, с веснушками на щеках, особенно высвечивающимися на морозном румянце. Двигалась она медленно и лениво. Она ходила взад и вперед по некрытой палатке из металлических прутьев и ровно укладывала черные ремни на раскладном столе. Она что-то шептала, кажется, пересчитывала, всячески сдерживалась, чтобы не показать плохого настроения, и своими большими темными глазами со страхом следила за мужем. Виктор, скорчившись, пытался удержаться на ногах. Это давалось ему с большим трудом. Вцепившись голыми руками в прутья палатки, он, казалось, мечтал намертво к ней приморозиться и упасть разве что вместе с ней. Неустойчивая палатка колыхалась под его весом и, если бы не снег, в которую палатка была вморожена, давно бы опрокинулась вместе с Виктором. Пока Лена раскладывала ремни на столе, он все время перед ней извинялся, иногда оборачивался к Асе и зычно кричал: