Желтый Эскадроль
Шрифт:
– Знаете, Елисса, Флор усиленно жалуется на разрушение танского общества. Оно и понятно, мы с вами уже давно не живем на земле обетованной, а остальные сильно растеклись по центральным губерниям. Но разве это препятствие для собрания? Как вы думаете?
– Мы же все на вас работаем, какой разрыв связей, Искандар? – возмущалась Елисса. – Это должно лишь укрепить связи. К тому же Флор звонил мне позавчера, он сказал, что вы дали согласие на новое собрание общества всем составом. Да, я думаю, что это возможно.
– Я связывался с остальными только через Флора. Я не видел никого уже много лет, а вас я вижу пару раз за год, заезжая в гляд. Если смотреть на ситуацию откровенно, какой смысл сейчас в танском обществе? Дружеские посиделки под дубом? Ностальгия по лучшим временам? Реинкарнация и возрождение некогда великой силы? Чушь. Если руководствоваться только этими мотивами, то на едином собрании все и окончится. Наши милые друзья просто не сольются вновь без хорошей причины и повода, нам уже не по шестнадцать лет.
– Странно. Флор сказал, что вы более позитивно настроены. Пусть мы и говорили всего минуту.
– Быть может, я действительно настроен сомнительно. Еще несколько дней назад я был в восторге от мысли о новом собрании. Пока утомительно ехал в поезде, эта мысль показалась мне наивной глупостью. Какая польза от встречи?
– Польза есть, но… понятие это глупое. Мы не должны думать о пользе, она обычно приходит сама. Встреча должна как минимум принести радость. Вот и все.
– Ох, радость… Мы все делаем ради радости. Пользуемся любой возможностью, ожидая радости, а потом…
– Вы опять про свою старую историю? Да. Вы приехали в Гедонис, поступили в Военную Академию, потому что у вас была возможность. У вас больше не было ничего. Вам не понравилось здесь учиться, но вам нравится то, что вы имеете сейчас. Думаете, зря поступали в Академию?
– И действительно. Не зря. Но вы не жаловались ни в Академии Художеств, ни в Культурно-Историческом Обществе не жалуетесь. У меня несколько противней.
– Дружеское единение, Искандар. Разве не естественно такое устремление? Особенно для вас?
– Конечно, естественно. Ладно, Елисса вы моя свет Михайловна, вы меня убедили. Просто не буду об этом думать.
– Вам наверняка стыдно встречаться с людьми, которых вы не видели десять лет?
– Возможно.
– Кстати, Флор не сказал даты собрания, – сказала Елисса тихим голосом, – и я даже не знаю, зачем вы приехали и когда вы уезжаете.
– Уезжаю недели через две. А приехал переговорить с Ген-Губом. Не бойтесь, Елисса, мы с вами хоть каждый день будем видеться. А потом я заберу вас, и мы поедем домой. Соберемся нерушимым братским обществом…
– Как раньше не будет, – в глазах Елиссы зажглись черные костры.
– Конечно, не будет, – я наклонился к ней, – будет лучше. А теперь…
– А теперь? – она сказала тихо, будто ждала чего-то.
– А теперь… – я наклонился к ней.
– Да? – еще тише.
– Можно мне документы, которые вы должны были принести?
– Ах, да, сейчас! – она засмеялась и засуетилась, открывая сумку.
Засмеялся и я. Ситуация должна быть приятной до конца.
Елисса достала пару листиков, завернутых в файл.
– Это все?
– Я больше не нашла. Вряд ли вам интересна культура, простите.
Я пробежал глазами по листику. Интересно.
– Давно видели Флора? – я убрал файл и должен был как-то продолжать разговор.
– Года три не видела, честно говоря. Он и сам не очень стремится к встрече. Был ведь недавно у нас в Гедонисе и даже не позвонил.
– С возрастом он становится более раздражительным. Каждая поездка в Гедонис его сильно расстраивает и выматывает, сами знаете, он терпеть не может гляда. Хотя разве у него есть здесь фабрики? Не знаю. И зачем же он сюда ездит?
Елисса пожала плечами.
– В любом случае Флору очень сильно претит общественность. Гляд его выводит из себя, он безразличен к общественной деятельности, а здесь занимаются только этим. Ну и прогулками по улице.
– Я его знаю и понимаю, но думаю, что здесь есть иные причины, – ответила Елисса.
Я прекрасно осознавал, что Флор просто ревнует меня к Елиссе, но, конечно, вслух я этого не высказал.
– Флор прост и откровенен. Всегда знаешь, как он поступит и как отреагирует, всегда можно предугадать его действия. Ему на все плевать. Ему даже лень задумываться о жизни, мое влияние на него почти закончилось. Да, раньше мы, что называется, творили друг друга, полностью знали все наши сокровенные мысли и имели одни интересы. Флор еще с юного возраста приучился всегда вставать на мою сторону в спорах, ибо ни один предмет ему не был интересен, а моя сторона всегда приносила дивиденды. За это я его и люблю. А вы не Флор.
– Надо же, – усмехнулась Елисса.
– Вас сложнее разгадать, сложнее и интереснее. Ваш мир закрыт, и ключа к нему нет. А я не такой искусный взломщик, как можно думать, я вскрываю двери лишь тяжелой артиллерией. Тонкий, чувственный, таинственный и атмосферный мир скрывается за вашими глазами уже многие годы. Он не исчерпан, он не разгадан. Он притягателен и изящен. Вы не Флор, Елисса, – кажется, ей нравилось, что я говорил.
Она не успела ответить. Экран загорелся белым светом, и на сцену вышел человек в смокинге.
– Дамы и господа, – начал он возвышенным тоном, – сейчас перед вами предстанет знаменитый художник Емельян Андреевич Кудесников. Все мы знаем его вклад не только в развитие эскадрольского искусства, но и в развитие эскадрольского фронта. Просим вас не реагировать слишком бурно на внешность почтенного художника и не вызывать у него раздражения. Мы начинаем.
На сцену вышел сам Кудесников. Мы сидели довольно далеко от сцены, и его лицо сложно было разглядеть, а вот экран смотрелся хорошо. Кудесников, как и многие, воевал в Ликонии. Мало кого интересуют подробности того боя, все лишь знают, что там ему оторвало нижнюю половину лица, вследствие чего он потерял возможность говорить и питался через трубочку. Сознание и руки художник сохранил в полном порядке и обычно общался надписями в тетради.