Желтый Эскадроль
Шрифт:
Зеленые трупы весело горели белым огнем, который нельзя было потушить, и крик унимался. Я радовался, но понимал, что со мной уже совсем что-то не так и, похоже, я теряю сознание. Перед тем как упасть, я успел удивиться факту моего состояния и даже начать обдумывать его причины. Но темнота оказалась притягательнее мыслей.
21 мая 1821 года, полночь.
Я очнулся уже в кровати и с трудом открыл глаза. Желание мгновенно встать сразу оборвалось моим физическим состоянием. Слабость не только не прошла от сна, но даже несколько усилилась. Я был в богато обставленной комнате, за окном было темно, дождь стучал по металлическому карнизу. Спиной ко мне сидел офицер, разбирал бумаги.
– Что произошло? – спросил я, пока мысли еще путались в голове.
– Доктора вас осмотрели, говорят, что ничего страшного. Какое-то переутомление. Вы же три года не сражались, все может случиться, – человеком за столом оказался Туркелов. Он встал и подошел ко мне.
– Где я? И сколько… спал?
– В отеле. Я снял вам люкс. А спали вы, – Туркелов посмотрел на наручные часы, – восемь часов. Как себя чувствуете? – спокойно задал вопрос полковник. В принципе, и я не чувствовал ничего особенного.
– Прекрасно. Хотя чувствую сильную слабость, даже раздражиться не могу. Что с Машиной?
– Ее увез Фонд на подавление резервации. Вам нужны ее подробные характеристики или описание состояние после битвы? Я могу позвать инженеров.
– К черту. Я все равно этот кусок металла больше никогда не увижу. Получается, мы все сделали? Так быстро?
– Да, восстание подавлено. Конечно, строительство и ремонт зданий потребует времени и ресурсов, но итог, я считаю, удовлетворительный. Я вот сейчас разбираюсь с бумагами насчет ремонта зданий. И мне бы идти нужно, но я дожидался, когда вы очнетесь.
– Подожди, Туркелов. Подготовь мне какого-нибудь пленного для допроса.
– Пленного, простите? Странно. С этим будет проблема. Фонд, кажется, хочет казнить всех пленных без вмешательства армии. Но я посмотрю, что с этим можно сделать.
– Посмотри, я приду в себя через час.
Туркелов вышел, и моей первой мыслью в одиночестве стал белый фосфор. Будь я в нормальном состоянии, я бы восторгался им еще тогда, в бою. Фосфор был идеален. Я не смог оставить четкого образа в своей памяти из-за проклятого приступа, но люди, массово горящие белым огнем, меня приятно поразили. Зачистка лагеря аннигилянтов теперь могла проходить в несколько дней, а накрытие вражеских войск такими снарядами вызвало бы не только массовое сожжение врагов, но и уничтожение военной техники, и страшную панику. Белый цвет – цвет чистоты, истины и смерти.
От этих размышлений заболела и закружилась голова, так что я снова закрыл глаза. Гораздо приятней было осознавать, что я был виновником присутствия зарядов с фосфором в вооружении Машины. Более того, я был держателем лицензии на производство этого белого савана для мировых народов.
Это случилось полтора года назад, тогда я уже был Генерал-Губернатором, и Машина уже строилась. Процесс постройки был в большой спешке и конспирации. Это привело к тому, что проект машины уже был, а вот самое главное, самое секретное сделано не было. Машина изначально была предназначена под химическое или зажигательное оружие, но этого обещанного «рецепта» зарядов, о котором первые месяцы моего губернаторства лишь шепотом заикались ученые, еще не изобрели. Хороший пример мутного стекла перед эскадрольским взором, на которое наклеены развеселые картинки. Все говорят – но ничего нет.
Точнее, почти не изобрели. «Рецепт» был практически готов, но официально не принят, не выбран лучший вариант на конкурсе оружейников и химиков. Как раз полтора года назад проходила конференция, а мне из глядовской Администрации пришло предложение посетить эту конференцию и самому оценить лучшие разработки эскадрольской ученой братии. Письмо, написанное в форме предложения, скорее всего, было прямым приказом. Я и сам хотел ехать. Тем более был у этой конференции один весьма неожиданный, но приятный сюрприз. Когда я ознакомился с общими сведениями о токсинах и ученых, с обширными комментариями ко всей этой конференции, я обнаружил, что лидирующее положение в конкурсе занимает ученый-биолог по фамилии Ценин, с которым я некогда был очень хорошо знаком. С Цениным мы вместе учились в Военной Академии Гедониса. Да, он тоже поначалу хотел стать офицером, но его исключили с первого же курса за то, что он постоянно сбегал с плаца на биологические чтения. Потом он поступил в Институт химического оружия.
После этого мы с Цениным почти не связывались, но отношения на расстоянии поддерживали хорошие, чем я и решил воспользоваться. Конференция проходила далеко от Централиса и даже далеко от Гедониса. В холодном горном замке на большой высоте среди льда и снега, там, где до нас никто бы не добрался. Мы сами добрались до этого замка лишь чудом. Это был один из тех немногих эскадрольских замков, который был построен нашими усилиями, а не остался от аннигилянтов. На него ушли колоссальные средства, огромное количество металла, оборудования и, по всей видимости, людских жизней. Строить громаду на крутых снежных склонах в сильный мороз – дело страшное. Высокая металлическая конструкция, стоявшая среди ледяных вершин, не давала понять даже эскадрольцам: зачем ее вообще, мать вашу, здесь построили? Даже если, как оказалось, одинокий металлический замок был заводом. Оружейным императорским заводом, производившим то ли артиллерийские снаряды, то ли еще что-то. Да, конспиративно. Да, надежно. Да, грандиозно. Но вопрос с перевозкой туда-сюда ресурсов и готовой продукции оставался открытым.
Но на саму конференцию я не пошел, выбор химической заразы, которая будет вровень органицизму уничтожать врагов человечества, от меня совсем не зависел. Де-юре я должен был просто познакомиться с учеными, приглядеться к ним. Но слушать в течение нескольких часов нудные речи сил у меня никогда не было. К тому же я знал, что вся эта катавасия будет длиться неделю, покуда не изберут лидера, коим, вне сомнений, был Ценин. В Эскадроле всегда любили устраивать совещания по вопросам, которые уже заочно решены. Это помогало рассмотреть все варианты и точки зрения, но несколько тормозило делопроизводство.
Я приехал за три дня до конференции, и, как это у меня принято, ни с кем не знакомясь и не заводя связей, жил инкогнито. Хотя и довольно пышно, в том замке мне выделили шикарные апартаменты. Весь мой досуг в дни до конференции состоял в методичном и скрупулезном исследовании замка. Карта замка, разумеется, была, но мне было интереснее бродить там самому. И, несмотря на его размеры, за три дня изучения многочисленных коридоров, лестниц и залов я выучил замок довольно хорошо. Но лишь ту его маленькую часть, которая была общественной, ведь 90 % территории занимал закрытый для посещения завод. Замок показался мне совершенно омерзительным, везде висели какие-то противные знамена и стояли железные люди с огромными и странными мечами. Я не нашел смысла в этих железных людях, так что просто принял их за интерьер.
На четвертый день я также бродил по уже знакомым местам в поисках того, что я мог не заметить. На уме была надежда на маленький неохраняемый ход, через который можно было выйти в новое, доселе невиданное крыло. Я знал в тот день, что конференция уже идет, но идти на нее не было никакого желания и интереса. Конечно, там могли рассказывать важную информацию по практическому использованию различных химических газов, но Администрация в любом случае выписала бы нам специальные пособия. Я бы все равно их прочитал, ибо в Централисе кроме чтения нечем заняться.