Желтый жук
Шрифт:
— Что вы, черти, приуныли, а? — весело окликнул Кидд. — А у меня для вас новая загадка-задачка припасена.
Все замерли, обратившись к капитану. Сол улыбался, показывая, что ему очень интересна новая загадка-задачка. Ван улыбался, потому что ему и вправду было интересно. Хмырь не улыбался, настороженно смотрел. Бумба не улыбался.
— Ну, например… — продолжал Кидд. — Вот мы сундук зароем, но надо ведь место заметить. Ладно. С этим я придумал уже. Но надо ведь и записать, где зарыто, на ту оказию, если со мной что случится. Тогда пусть кто-то другой отроет, старина Флинт или еще кто… А ну как записка в неправильные руки
Сол просиял. Он-то знал правильный ответ:
— Шифром надо.
— Ага, молодец. А шифр ведь тоже надо куда-то записать. А ну как кто-то и шифр найдет?
— Шифра записывать не надо, — сказал Бумба. — Запомнить просто.
— Яйца оторву, — сказал Кидд. — Я ж говорю: если я тогда мертвецом буду. Шифр должен быть. И записка должна. Так как же?
Команда молчала. Никто не мог сообразить ответа, хоть все и старались во всю.
Кидд подождал с минуту, затем хлопнул себя по коленкам и достал из кармана кусок бумаги, бережно развернул:
— Вот слушайте. Слушайте и пусть каждый скажет, что это значит.
Кидд порылся еще в своем мешке, достал золотое пенсне, нацепил на нос и прочитал:
— Хорошее стекло, трактир епископа на чертовом стуле. Большая ветка, седьмой сук с востока. Стреляй в левый глаз мертвой головы. От дерева прямо через выстрел пятьдесят футов. Понятно?
— Ничего не понятно, — покачал головой Бумба.
— Я только про пятьдесят футов понял, — сказал Ван. — Это глубина, да?
— Возьми свою лопату. Собери. Выкопай мне яму в пятьдесят футов глубины. А я посмотрю.
— Верно: не глубина…
— Так-то, — сказал Кидд, пряча бумажку за пазуху.
Тут только Сол заметил, что это не бумажка вовсе, а пергамент, и написано на нем было не на языке каком-то, а цифрами и крестами… Шифр это…
Следовательно, все уже было готово, и действовать надо немедленно. Сол схватился за живот, скорчил мучительную гримасу и тихо застонал. Никто не обратил на него внимания. Сол застонал громче. Кидд с отвращением посмотрел на него.
— Живот схватило, — пояснил Сол, затем медленно, опираясь о землю, встал и заковылял на край поляны. Спиной он чувствовал взгляды. Поляну обрамляли густые кусты тамариска, за ними возвышались деревья, в целом, местность понижалась к востоку, образуя небольшой овраг, по которому можно было достичь побережья, а дальше — обманом двинуться на юг, поскольку искать его бросятся, скорее, на север. Только вот в чем вопрос: бросятся — когда? И бросится — кто? Сейчас они не смогут оставить сундук. Следовательно, погоню, если она и будет, можно ждать только с завтрашнего утра. И направлена она будет на север…
— Стой! — окликнул его Кидд.
Сол оглянулся, вымученно улыбаясь.
— Назад! — приказал капитан. — Здесь давай садись. Знаю я эти штуки. А мы как раз закусим пока.
Сол вернулся, развязал пояс и сел посреди поляны. Он совершенно не хотел испражняться. Выпустил струю, тоненько пукнул… По спине поползли капли пота. Тем временем Бумба выволок палкой из костра кусок солонины и, придерживая ее носком сапога, разрезал на пять неравных частей. Самый большой кусок он протянул капитану, самый маленький — юнге. Солу швырнул средний кусок. На его глаза навернулись слезы. Сол принялся жевать, пряча лицо в своей солонине.
Внезапно Кидд встал и, продолжая жевать, медленно подошел к Солу, обошел его вокруг, нагнулся и заглянул под него. Сол затравленно смотрел на капитана, не выпуская куска солонины изо рта. Кидд усмехнулся:
— Живот ему схватило. Ну-ну…
В котелке закипела вода. Хмырь отсыпал из своего мешка горсть чая и бросил в воду. Котелок пошел по кругу, не обделили и Сола. Это был очень крепкий чай, от него начинало бешено колотиться сердце, как во время схватки, и на душе становилось теплее, будто от глотка рома.
— Чаек пьете? — дружелюбно спросил Кидд.
— Пьем! — за всех ответил Бумба.
— А я вам тут сахарку припас… — Кидд развернул тряпицу, в который лежал большой, с кулак величиной, обломок кубинского сахара.
Глаза у всех загорелись: сахар кончился в команде недель шесть назад. Обломок также пошел по кругу и был схрустан в несколько минут. Хмырь ел и стонал от боли: у него очень болели зубы. По-настоящему хорошо он чувствовал себя только когда спал. Во сне он обнимал мальчика, крепко оплетя его ногами, и чувствовал в животе тепло и покой. Последние годы по ночам ему снились львы…
Кидд был доволен зрелищем. Его забавляло, что сахар срубили столь быстро и жадно, что никто и не подумал предложить ему, мирно сидящему в стороне. Даже Сол, притворявшийся посреди поляны, и тот погрыз… Что ж, запомним это. Все эти мелочи в одну копилку.
Впрочем, Кидд бы отказался от своей доли, под предлогом, что не может жрать сахар, если трубка во рту. Обломок был щедро пропитан лаоданом. До места назначения оставалось не более полумили…
— Где эта хуфра, никак не возьму в толк… — проговорил Бумба заплетающимся языком.
— На, возьми, — сказал Сол, протягивая ему кусок своего дерьма. — Вот она, твоя хуфра…
— Я у этой Хуфры голову отрезал на Карибах… — мечтательно произнес Ван.
— Молчи, юнга! — прикрикнул Хмырь. — Хуфра, она только в Африке водится.
— И в России, — мысленно усмехнулся Кидд, а вслух сказал:
— Ну ладно. Кончай перекур, пошли.
— Это какой перекур? — сказал Бумба. — Ты один и курил свою черную хуфру.
— Хуфру, — подтвердил Кидд, — маленькую мою хуфру.
Четверо взялись за ручки и поволокли сундук — в разные стороны, как муравьи, бессвязно бормоча про хуфру, снуфру и брюхру, хихикая и кашляя, постоянно сплевывая по ноги: Кидд хорошо понимал их состояние. Первый час зелье будет хватать крепко, они станут греметь словами, будто пережевывая камни, затем замолкнут, ощутив прилив сил, потом ослабнут, так, что их можно будет развешивать, как тряпки на ветвях. Теперь уж недолго осталось. Он цербером шел позади и посмеивался, качая головой.
— Отчего это муравьи, — думал он, — всегда тащат правильно, скажем, какого-нибудь жука, хоть и тащат в разные стороны…
— Хуфра, — думал Ван, — Никогда в жизни не знавал такой хуфры, как у того урядника из посольства. — У старого Хмыря хуфра была брюхра какая-то, и пахло от нее чесноком. А у той молодой женщины, которая поделилась с ним лютней, хуфра была гладкая, тонкая, полная теплой розовой воды…
— Урядник, — думал Сол. — Почему Хмырю все урядник какой-то покоя не дает? И почему это я об этом думаю, а не он? — Он вдруг понял, что нет и не было никакого урядника, а был всегда только Кидд, который всегда шел за ними, гремя дорогими ботфортами, шел и давил их сзади, будто каких-то ползучих муравьев… Будто, будуто, будо…