Жемчуг покойницы
Шрифт:
«Пожалуй, будет синяк!» – думал старьевщик, но это нисколько его не огорчало.
Две женщины ругались за право купить набор из шести фарфоровых слоников. Их спор едва не перерос в драку, но в конце концов одна из них заплатила больше и ушла с покупкой, свысока поглядывая на разозленную соперницу.
Погода портилась. Небо затянули серые тучи – вот-вот пойдет дождь. Имантс с удивлением понял, что продал почти все, что годилось для продажи. Остался лишь набор оловянных солдатиков, старый зонт, да пара янтарных запонок. Старьевщик ликовал. Часы на ратуше пробили шесть вечера – и с последним ударом на землю упали первые
В каморке было темно. Он пошарил в карманах, чиркнул спичкой о шершавую поверхность стола, зажег светильник.
На стене отобразилась тень стоявшей на столе корзины с провизией. И только тут Имантс почувствовал дикий голод. Он подошел к столу, извлек краюху хлеба и разломил ее. Он уже поднес хлеб ко рту, как в дверь постучали, и раздосадованный Имантс, отложив хлеб, пошел открывать.
На пороге стояла насквозь промокшая нищенка. Капли дождя струились по ее мокрым волосам и лицу – заставляли ее щуриться и то и дело широко открывать рот.
– Это для вас, – сказала она, вытащив из-за пазухи нечто, завернутое в грубое сукно.
Имантс взял сверток и захлопнул перед протянувшей было руку нищенкой дверь. В сукно был завернут пакет. Вскрыв его, Имантс достал короткую записку:
«Накрой стол на двоих. В полночь.»
Забыв про голод, Имантс бросился к столу, где лежала картина. Опасаясь ухудшения зрения, он мельком взглянул на портрет. Так и есть! Он был готов поклясться, что вельможа еще более приблизился из тьмы. Лицо его хранило печать превосходства, однако это было не самодовольство, а именно превосходство, в самом высшем понимании этого слова. Старьевщика охватил трепет. Он снова был заворожен всепроникающим взглядом темных глаз, которые, словно две бездны, затягивали разум внутрь себя. Имантс поспешно отвернулся, но не посмел свернуть картину в трубочку, а лишь переместил ее в выдвижной ящик стола.
Непогода разыгралась не на шутку: за окном была сырая, черная мгла. Гремел гром, сверкали молнии – кое-где с крыш срывалась черепица. Имантсу стало холодно, он завернулся в плед и лег на кровать. Задремал. И когда открыл глаза – испугался, что проспал назначенный час. Но тут ожили городские часы, и Имантс стал считать удары, еле слышные из-за шума дождя. Насчитал одиннадцать. Чем ближе был ночной визит, тем страшнее и неуютнее в собственном доме становилось старьевщику. От дневного восторга не осталось и следа. Он тоскливо посмотрел на шкаф, медленно достал оттуда единственную белую рубашку и более-менее приличный камзол военного образца. Потом разделся по пояс и тщательно умылся у умывальника, в смежной комнате. Вытерся ветхим полотенцем и пошел одеваться. Он давно не был у парикмахера и сейчас сожалел об этом. Ведь встреча ему предстоит нешуточная – может быть, с самим Князем Тьмы. И в этом случае, вполне возможно, ему не дожить до утра. Его мало волновало, в каком виде найдут его тело, но если то, что говорил ему о загробной жизни один заезжий монах из Митавы, – правда, тогда он встретит очень много дорогих когда-то его сердцу людей. Ималда, тоже, поди, заждалась его. Имантс поправил воротничок, расправил камзол. Затем подошел к столу, стряхнул на пол все ненужное, накрыл рогожей с красными звездочками собственной крови (палец все еще болел) и стал доставать продукты из корзины.
В середине поставил бутылку вина. Достал из комода два высоких, мутных бокала. Крупными ломтями порезал копченую грудинку и сыр. Хлеб выложил на плетеное блюдо.
Сел за стол и стал дожидаться полуночи. Наконец, часы на башне возвестили рождение нового дня. Дождь поутих, но не прекратился. Медленно плыли минуты ожидания: пять минут первого, десять…
Имантс не выдержал и откупорил бутылку вина. Налил в бокал.
Но лишь только первый глоток терпким потоком проник в его горло, он услышал тихий голос:
– Наполни и мой бокал. Я уже десять минут как здесь.
Имантс обернулся, но никого не увидел. Не было нужды проверять ни под кроватью, ни в закутке у умывальника. Имантс просто налил вина в бокал, а затем стал наблюдать, как из тяжелого воздуха напротив него материализуется гость.
Это был он – вельможа с портрета. Как он и ожидал. Точь-в-точь – пожалуй, только слегка старше. Гость между тем преподнес к губам свой бокал и, делая глоток, проник сквозь зрачки Имантса прямо ему в душу.
– Ну? – глухо произнес он. – Да или нет?
– Я должен подумать, – медленно сказал старьевщик.
– Это не ответ. К тому же, как мне показалось, принятие моих даров и есть положительный ответ на мой вопрос. Ты хотел быть богатым? Ты богат. Ты можешь хоть с завтрашнего дня переехать в замок, не хуже королевского. Ты хотел жену? Будет тебе и жена. Но сначала ответ, и – немедленно.
Повисла гробовая тишина. Имантс слишком долго позволил себе смотреть на незнакомца и почувствовал опять, как ухудшилось зрение.
– Я согласен дать ответ только после того, как ты вернешь мне Ималду. Иначе я просто сочту, что ты обманываешь меня.
Гость долго и внимательно изучал лицо Имантса.
– Хорошо! Будь по-твоему! Я не зря просил тебя накрыть ужин на две персоны. Здесь есть все для тебя и твоей драгоценной супруги. Ималда!
Он хлопнул в ладоши и исчез. Лишь легкий сквозняк скользнул по лицу старьевщика.
Почти сразу Имантс услышал, как в замке зашевелился ключ. Он набрал в легкие воздуха и боялся выдохнуть. А что если вельможный гость обманул его – и дверь откроет разложившийся за три года труп?!
В комнату вошла женщина. Она скинула капюшон, и Имантс узнал Ималду. Она была совсем как до болезни, даже ещё краше.
– Имантс! – женщина бросилась к нему навстречу, раскинув руки.
– Ималда?!
– Дорогой, как я скучала!
Она взяла его лицо в ладони и совсем как во вчерашнем сне начала покрывать его лицо горячими поцелуями. Имантс отстранил ее, жадно вглядываясь в ее лицо. Нет. Это не может быть она – Ималда никогда не стала бы так бурно выражать свои чувства. Хотя – кто знает, что ей пришлось пережить там, за гробом?!
Он налил гостье вина – она выпила, не отрывая от него горящих глаз. Он взял ее руку в свою и нащупал шрам – между средним и указательным пальцем, – у Ималды был такой. Значит, действительно она.
Но что-то смущало Имантса, удерживало его от того, чтобы броситься в объятия жены. И, наконец, он понял, что именно. Ее поведение. Соблазнительные позы, которые она принимала, ее смех, с запрокинутой назад головой… А эти горящие лихорадочным блеском глаза!
Имантс налил себе вина и взял кусок копченого мяса. Часы на ратуше пробили два ночи. Ималда смотрела на него и улыбалась.