Жемчужина его гарема
Шрифт:
— Угроза кому? Тебе? Или мне? Я думаю, что на самом деле ты беспокоишься не обо мне.
— Ахмед Абизхаид не потерпел бы подобных разговоров, laeela.Тебе никогда не разрешили бы так свободно высказывать свое мнение.
Кира почувствовала, что у нее в горле появился комок.
— Что тебе нужно от меня, Кален?
— Ты знаешь. Я хочу, чтобы ты была здесь, со мной.
— Нет. Должно быть что-то более серьезное. И настоящая
— Это не тема для обсуждения.
— Почему? Потому что я женщина?
Кален не стал возражать. Его молчание было пыткой.
— Речь идет о моем отце, моей семье. У меня есть право все знать.
— Тебе нужно больше есть и меньше спорить.
Кира в ярости уставилась на него.
— Ты такой же, как они. Даже хуже. Ты живешь не в Бараке, а в Англии, одеваешься не в покрывала, а в итальянские костюмы и великолепные рубашки, но под ними ты такой же жестокий.
Шейх Нури ничего не ответил, на его лице не отразилось никаких эмоций, но девушка услышала короткий вдох.
— Я хочу поехать домой, Кален.
Кален безмолвно наблюдал за ней, так же спокойно и безразлично. Он даже не пошевелился.
— Кален, послушай, мне хочется поехать домой, вернуть себе прошлую жизнь, которая меня устраивала.
Он приподнялся на стуле и наклонился вперед.
— Твоя новая жизнь тоже будет тебя устраивать.
— Нет.
— Да, это перемена, но перемена к лучшему.
— Но это уже не моя жизнь, а твоя и…
— И твоя. С сегодняшнего дня. И тебе нужно смириться с тем, что твоя жизнь изменилась. Навсегда.
Ей нужно принять то, что вчера ночью ее силой увезли из дома в этот странный мир, где она будет принадлежать человеку, которого помнила только по детским впечатлениям? Это нелепо. Абсурдно. Она не средневековая невеста!
— Нет, — ее руки дрожали. Кира отодвинулась от стола. — Ты ошибаешься, Кален Нури. Ошибаешься.
В спальне Кира свернулась клубочком в одном из мягких кресел. Она здесь не останется. Она не может здесь остаться.
Что же такого случилось в Бараке, что привело к борьбе между Каленом и ее отцом? И чем так опасен Ахмед Абизхаид, если шейх Нури не хочет видеть эти две семьи, соединенные союзом?
Кира знала, что ее отец терпеть не мог младшего принца Нури. Но из-за преданности султану он никогда не позволял себе высказать свои чувства. Однако из доклада, который девушка однажды обнаружила на письменном столе отца, она
«Здесь кроется нечто большее, чем личная неприязнь», — подумала Кира. Но что именно?
Ей нужна новая информация. Кален, разумеется, ни о чем ей не расскажет. Но каким образом тогда все выяснить?
Спросить у отца? Или же довериться Калену? Постараться завоевать его доверие и заставить приоткрыть завесу тайны?
Пока она размышляла, раздался стук в дверь.
— Да? — отозвалась она.
— Открой дверь.
Это был Кален, Хозяин дома. Никто другой не мог бы приказать ей открыть дверь.
— Я сплю, — соврала она.
— Ты сидишь в комнате всего пятнадцать минут.
— Двадцать.
— Открой дверь.
— Я в кровати.
— Мне плевать.
Ну и нахал!
— Спокойной ночи, Кален.
— Открой дверь, Кира.
Он впервые назвал ее по имени. Не Кира Гордон и не Кира аль-Иссидри. Просто Кира. Девушку бросило в жар.
— Увидимся утром, — ее голос дрогнул. — Спокойной ночи.
— Я никуда отсюда не уйду.
— Значит, ты простоишь там очень долго.
— Открой дверь.
— Нет.
— Кира.
— Ты не запугаешь меня.
Девушка услышала, как он ходит за дверью, чувствовала его силу, словно она просачивалась сквозь замочную скважину.
— Это мой дом, — произнес Кален уже тише.
Кира побледнела.
— А это моя комната.
— Ну, так открой мне.
Кира приказала себе оставаться на месте.
— Нет.
— Почему нет?
— Потому что я устала. Мне нужно поспать.
— Сегодня ты проспала днем несколько часов. И, поскольку еще нет и девяти, я думаю, что ты не устала, а просто испугана.
— Уходи!
— И ты наверняка даже не в кровати, а где-нибудь у камина. Или в одном из старых кресел.
Кира закрыла глаза.
— Это совершенно не твое дело.
Послышался легкий скрежет, и дверная ручка повернулась.
— Ах ты, маленькая лгунья, — произнес Кален, войдя в комнату.
— У тебя нет права…
— Это мой дом, — перебил он, скользнув взглядом по аккуратно прибранной постели. — И это моя женщина.
— Я не твоя женщина.
— Но ты под моей защитой и в моем доме.
— Да, но это… — ее голос затих.
Он ничего не понимал. Или не хотел понимать.
Она видела его твердый подбородок, чисто мужскую гордость в глазах. Никакая европейская одежда не могла скрыть восточную красоту, которая была в нем. Она несла смерть. И символизировала выживание.