Жемчужина его жизни
Шрифт:
Мать добегала до отдельного крыльца малышовой группы, распахивала тяжелую, обитую дерматином дверь, вручала кричащий на одной ноте куль, иначе Антона-маленького назвать было нельзя, воспитательнице и поспешно уходила. Тот не мог успокоиться еще долго.
Воевали с ним тогда всем миром. Даже отец, отложив свои государственной важности дела, однажды взял сына за руку и повел, важно шагая, в садик. Всю дорогу они разговаривали. Антон крепко держал отца, поправлял упавшую на лоб белую панаму и выглядел в коротких шортах вполне себе крепеньким мужчиной,
Но только дошли до забора – как все, ребенок ударился в слезы и никакие увещевания, окрики и даже слабый незлой подзатыльник не смогли привести его в чувство.
На крик выбежала молодая нянечка. Мигом оценив обстановку, она вытащила из фартука что-то маленькое и помахала предметом перед носом Антона. Тот заинтересовался.
Девушка разжала руку, и на ладони ее заблестела маленькая хрупкая балерина. Фарфоровая игрушка застыла в летящей позе: одна рука вниз – на стоящую пачку, а другая вверх – над темной головкой, с небрежным пучком каштановых волос. Антон проглотил слезы и с замиранием посмотрел на это чудо: непрочная, стремящаяся ввысь красота.
Балерина стала его оберегом на весь день. Он доставал ее из кармана шорт и смотрел, как играет фарфоровый блеск на солнце, как тянется балерина ввысь, несмотря ни на что. А вечером, дома, дед высказался, что негоже мальчику играть в куклы. И балерина пропала. Антон искал ее все утро, переживал, но игрушка не находилась. В тот день по дороге в сад он уже не плакал. Но и другие игрушки его очень долго не влекли.
Фарида показалась ему похожей на ту фарфоровую танцовщицу, насколько он ее помнил. Такая же грация в движении тонкой шеи, выбившиеся из прически ручейки вьющихся волос, хрупкость белых рук. И при всей этой непрочности, обманчивой ломкости, какая-то сила, тонкий стержень внутри.
После холодного душа, стряхнувшего воспоминание, недолгих сборов, Антон был в условленном месте. Шагая по парковой дорожке, он смотрел, как по-летнему теплое солнце играло с редкими прохожими в парке, а распушившиеся воробьи прыгали в ажурных тенях. Теплый, уютный май дарил ощущение приближения чего-то хорошего, которое возникло у него только вчера.
Вдруг все вокруг замерло, а его будто что-то толкнуло. Он повернулся и в глубине аллеи увидел тонкий девичий силуэт. Кровь быстрее побежала по венам, и сердце забухало в груди.
Легкой походкой девушка шла по дорожке, сопровождаемая гомоном воробьев, платье подпрыгивало в такт упругому шагу, и ему казалось, что это само лето идет на смену замершей весне.
Фарида, приближаясь, тоже увидела его и заулыбалась, зарделась от его жадного взгляда.
И смотрела в этот раз смело и прямо, не опускала застенчиво глаз.
Антон не удержался и сорвался с места к ней навстречу. Подбежал, замер, полыхнул весь с головы до ног.
Замер, а через секунду уже не смог совладать с собой и отпустил свое «я» на волю – на волне несдерживаемой радости обнял и закружил смеющуюся Фариду.
Легкая, точно котенок, тоненькая, как самописная ручка, она так уютно легла в его ладони, что Антон чуть не задохнулся от переполнявшего его чувства. Он остановился и обнял девушку, уткнувшись в ее макушку, чтобы выровнять сбившееся от переживаний дыхание. Фарида счастливо рассмеялась ему куда-то в область груди.
– Эге-ге-е-ей!! – все-таки поднял голову вверх и закричал, как школьник.
Фарида немного поколебалась, но обняла своими изящными руками за пояс.
Антон отпустил ее, взял за руку и повел вперед по аллее.
– Сегодня мы пойдем с тобой в парк отдыха. Говорят, там установили новый аттракцион.
Фарида, не задумавшись ни на минуту, согласилась.
По пути они ели сладкий пломбир, обжигающий холодом зубы, и смеялись надо всем, что видели. Почему-то именно сегодня все вокруг казалось ярким и праздничным, даже будничная троллейбусная остановка.
Полупустой салон троллейбуса с любопытством встретил улыбающуюся парочку. С интересом скользнул по ним взглядом старый дедок с палочкой в руке, хмыкнула кондуктор, ожидая платы за проезд, презрительно скосилась молодая девушка на высоких каблуках, недобро впился глазами парень в спортивном костюме из конца салона.
Закрывая собой, Антон усадил Фариду к окошку, а сам тут же положил руку сзади на поручень. Фарида смеялась от такой явной опеки. Антон будто говорил всеми своими действиями: смотрите, эта девушка со мной! Не стеснялся ее, не чурался, а пытался быть ближе, будто срастаясь пальцами в пальцы, зрачками в зрачки.
Парень из конца салона лениво привстал, держась за поручень, чтобы вразвалочку от неровного движения троллейбуса дойти до их места. Несмотря на множество пустых мест, сел впереди и развернулся, нагло пройдя оценивающим взглядом по враз замолкшей Фариде.
Недобро улыбнулся, показав щербинку между желтоватыми зубами, перекатил слюну из одной щеки в другую, сплюнул прямо в проход:
– Деревня!
Антон среагировал молниеносно: кулаком правой руки резко заехал по носу наглеца.
Парень взвыл и схватился обеими руками за нос, из которого во все стороны брызнула кровь, заливая его зубы, рот, открывшийся в проклятиях.
Антон вскочил, замахнулся кулаком на сжавшегося транспортного хама, но на руке его повисла испуганная Фарида.
Немногочисленные пассажиры загудели, загалдели, старик замахал палкой, а девушка на каблуках зло рассмеялась.
Фарида потянула Антона к выходу, боясь настоящей драки, а парень и не собирался преследовать парочку, выскочившую из салона на пустой остановке, все держался за разбитый нос да раскачивался от боли взад-вперед.
Троллейбус, посигналив колокольчиком, закрыл двери и двинулся дальше.
Фарида схватила руку Антона, прижала к себе, потом погладила сбитые костяшки на пальцах, подула на сжавшийся кулак и поцеловала проявившуюся царапину.