Жемчужина гарема
Шрифт:
Там уже царила суматоха, но весьма приятного свойства. Леди Сэйл энергично отдавала приказы, в первую очередь Киту, который, казалось, и не слышал ее. Священник шептал что-то успокаивающее. Все присутствующие пребывали в волнении.
– А где же невеста? – спросил бригадир Шелтон, перекрывая гул возбужденных голосов.
– Здесь. – Аннабель шла к ним, венок из маргариток обрамлял ее блестящие бронзовые волосы, свободным потоком падавшие на спину.
Кит молча протянул ей руку, и она улыбаясь встала с ним рядом.
Все умолкли, с любопытством взирая на новобрачных. Жители деревни, выйдя
В тихом вечернем воздухе каждое слово священника звучало четко и ясно. Это были слова, полные обещаний и надежды на будущее, которое им предстоит пережить вместе. Новобрачные отвечали на вопросы священника столь же четко. И если Аннабель обратилась к Судьбе с коротенькой молитвой, то это осталось между ними.
В ту ночь Кристофер Рэлстон лег рядом со своей женой – теперь уже не нарушая приличий, на вполне законном основании – в грязной, переполненной людьми и кишащей насекомыми лачуге. Аннабель, обладавшая благословенной способностью не замечать неудобств, заснула почти мгновенно. А Кит лежал, вперив взор в темноту. Вот тебе и церковь Святого Георга на Ганновер-сквер! Нелепейшее сравнение! Он с трудом подавил приступ смеха. Подсунув руку под тело спящей Аннабель, Кит притянул ее к себе, укутал в их единственное дырявое одеяло и тоже стал погружаться в сон, считая блошиные укусы и посылая благодарения Господу.
Через две недели Аннабель вошла в домик, ставший для заложников местом общих встреч.
– Кажется, мы опять переезжаем, – спокойно объявила она. – Наши конвоиры получили письмо от Акбар-хана. Он явно берет верх в Кабуле, и нас перемещают поближе к столице. Теперь Акбар-хан будет ждать, что предпримут английские генералы в Джалалабаде и Кандагаре.
– Я согласна жить где угодно, только не здесь, – сказала миссис Армстронг, и все с ней согласились. – Когда мы отправляемся?
– Через час. Если сумеем собраться за это время.
Вежливая оговорка вызвала одобрительные, хотя и суховатые улыбки.
– Шир Мухаммед говорил что-то насчет крепости Абдула Рахима, – добавила Аннабель. – Это примерно в трех милях от Кабула. Местечко неплохое, если нас в самом деле везут туда.
– Там чисто? – спросила леди Сэйл.
– И более уютно, – ответила Аннабель, подмигнув. – Там есть река, прелестные сады. По-моему, Акбар-хан вовсе не желает причинять вам неудобства, если этого можно избежать.
Она слишком поздно заметила свою оплошность, чтобы исправить ее незаметно. «Вы»… «мы»… «я»… – ей все еще было трудно подбирать местоимения. Но Кит относился к этому с пониманием. Вот и сейчас он улыбнулся как-то по-особенному, с тайной радостью, которая бурлила в нем с самого дня их свадьбы. Так вел бы себя человек, внезапно получивший целое состояние. И Аннабель захотелось поцеловать его в глаза и погладить по голове, словно малыша, выигравшего приз.
Заложники снова снялись с места, надеясь на лучшее и благословляя судьбу за то, что их пребывание в Зэндехе закончилось. Странно, но они перестали денно и нощно мечтать о свободе и напоминать себе, что пленение их – дело временное. Цели их ограничивались сегодняшним днем и были весьма незатейливы: добыть приличную пищу и наесться досыта, одержать верх в бесконечной борьбе с грязью и болезнями и во что бы то ни стало сохранить цивилизованные манеры, подавая пример несколько одичавшим детям.
К большому удивлению Аннабель, Кит взял под свое крылышко одного довольно несносного мальчишку. Мать его болела, отец погиб в Хурд-Кабуле, и крепыш Эдмунд Мартен ухитрился отдалиться от всех: и от измученных взрослых, и от часто ссорившихся между собой детей. Одиночество Эдмунда крепло, и он совсем отбился от рук.
А с Китом они познакомились, когда Эдмунд мучил слабенького малыша, избрав орудием пытки колючую ветку ежевики. Кит влепил ему как следует и поволок его, яростно вопящего, в убогую комнатенку, которая у них с Аннабель именовалась «домом».
– Кто-то ведь должен позаботиться об этом несчастном сорванце, – объяснил он извиняющимся тоном, когда Аннабель удивленно подняла брови. – Нельзя обращаться с ним как с парией. Это до добра не доведет.
– Да, – безмятежно согласилась она, внимательно разглядывая ребенка, который, не испытывая ни малейшего чувства благодарности, лягался и плевался, стараясь вырваться. Но Кит цепко держал его за воротник. – И что же ты предлагаешь?
Кит посмотрел на нее, его губы дернулись.
– У меня появилось ужасное чувство, что в таких обстоятельствах я вряд ли чем-то отличался бы от него.
– О нет! Этого быть не может! – воскликнула Аннабель с притворным возмущением. – Ты, со своими золотыми кудрями, наверняка оставался бы настоящим ангелочком.
Кит опечалился.
– Беда в том, что я был избалован, а значит, не вынес бы равнодушия окружающих. Именно так и произошло с этим сорванцом. К тому же он, по-моему, запуган. Перестань вопить, Эдмунд. Ты мешаешь мне думать.
К их изумлению, мальчишка перестал орать. Он сопел и вытирал нос тыльной стороной ладони. Поскольку носовые платки стали предметом давно забытой роскоши, никто не сделал ему замечания.
– Ты меня ударил, – пожаловался Эдмунд. – Я все расскажу матери, когда она выздоровеет.
– Да ради Бога, – улыбнулся Кит. – Но ты сам напросился. А может, пойдешь с нами к реке? Будем ловить рыбу.
– Я тоже хочу, – поддержала его Аннабель.
– Леди рыбу не ловят, – заявил мальчишка.
– Много вы знаете, господин Эдмунд, – съязвила Аннабель.
– И еще: леди не ходят в штанах.
– Вот тут ты, пожалуй, прав. Но кто сказал, что я леди?
С этого дня они стали неразлучны. Эдмунд ел с ними, спал в их закутке и, как щенок, повсюду таскался за Китом. Когда он начинал капризничать, Кит прогонял его, как назойливую муху. И постепенно ребенок повеселел, стал более доверчивым. Аннабель была заинтригована и тронута новой стороной, открывшейся в характере Кита. Раньше он говорил, что дети всегда наводили на него тоску, а уж перспектива нянчиться со своими собственными представлялась ему весьма мрачной. Впрочем, Кит понимал: свой долг продолжения рода ему придется выполнить. А тут вдруг Аннабель обнаружила, что у Кита поразительный талант воспитателя. Если, конечно, Судьба не воспрепятствует ему в этом.