Жемчужина моей коллекции
Шрифт:
Между двух могил насыпан холмик песка с цветами. Чудный деревянный крест чуть скошен на бок. Блестящая табличка содержит витиеватую надпись: "Сонечка Воробьева. 18 лет". Толя одним рывком его откидывает в сторону.
– Вася, скинь цветы.
Я собираю цветы и оттаскиваю в проход. Мы начинаем копать и очень скоро достигаем крышки гроба. Толя крутится на крышке, щупает на нем защелки и, вдруг, одним рывком, отдирает крышку. Тело покрыто саваном и усыпано живыми цветами, но к моему удивлению, лицо свободно. Оно красиво, прямо потрясает
– Уходим, - командует Толя.
– Стой.
Я не могу оторваться от красивого лица. Мне кажется, что в правой глазнице светится капелька слезы. Я не верю своим глазам и спрыгиваю на борта гроба. Обычной вони мертвечины нет. Провожу по щеке пальцем и белый след от ногтя затягивается чуть матовой краской кожи. Что за черт, да она жива.
– Толя, она жива.
– Хрен с ней, давай быстрей засыплем и все.
Странно, в морге ее должны были изрезать и охладить. Поднимаю ее руку, она вялая, холодная, но совсем не одеревеневшая. Вот, сволочи. Я вытягиваю ее тело из ящика гроба.
– Что ты делаешь? Брось ее, - шипит Толя.
– Она живая.
– Не может этого быть. Вася, не сходи с ума...
Но я выбрасываю легкое тело из могилы и вылезаю сам. Толя смотрит на меня как на зачумленного.
– Засыпай могилу, я понесу ее в машину.
– Мать твою, - рычит Толя и остервенело начинает закидывает землей могилу, даже не прикрыв гроб как следует крышкой.
Я протискиваюсь со своей ношей в ограду, добегаю до машины и запихиваю тело девушки на переднее сидение. Длинная шея вытянулась и голова откинулась назад, рассыпав везде чудные волосы. Щупаю у нее пульс и не могу его найти. Включаю двигатель и открываю печку. Тепло медленно набирается в кабину. Я растираю ей руки и ноги.
Приходит Толя. Он закидывает на пол машины лопаты, сумку и садиться сзади.
– Что мы теперь с ней будем делать?
– кивает он на девушку.
– Ее надо привести в себя. Как она там не задохлась. Столько времени без свежего воздуха.
– Немного, почти пять часов. Цветов было много..., если действительно жива, то они ее спасли. Ох и намаемся мы с ней. Поехали.
Толя помогает мне занести девушку в квартиру. Он зашвыривает библию на стол и расстроенный уходит в свою квартиру. Дома я сразу же наливаю ванну почти горячей воды и, раздев девушку, запихиваю ее в воду. Два часа вымачиваю и потом, перенеся на кровать, растираю полотенцем. Красивое тело приобрело розовую окраску. Закидываю ее одеялами и иду на кухню. Где-то у меня там завалялся куриный кубик.
Бульон получился не очень удачный, я бухнул много воды. Эту бурду я принес в стакане к кровати и, присев рядом с девушкой, пальцами раскрыл ей рот, потом начал по капельке вливать бульон. Мне показалась, что она сделала глоток, еще несколько капель - опять глоток. Значит жива. Щупаю руку. Она теплая и теперь еле-еле прощупывается пульс.
ПЯТНИЦА, 16 АВГУСТА
Утром я встаю рано. Подтащил к кровати табуретку. Поставил на нее стакан воды, пол стакана бульона и, одевшись, пошел к Толе. Сонная Ира открыла дверь.
– Ирочка, ты не посмотришь за моей сестрой.
– Сестрой?
У Иры от изумления глаза чуть не вылезли на лоб. Сзади нее в трусах стоит Толя и ухмыляется.
– Почти ночью приехала и тут же свалилась без памяти. Заболела простудой видно. Ты присмотри за ней. Вот ключи.
– Хорошо, Вася. Может врача вызвать?
– Не надо. Она сейчас спит, потом решим, что надо делать.
На работе меня сразу же вызывают к начальнику цеха.
– Василий Денисович, вот приказ. Вас за организацию пьянки в нашем цехе лишили премии за квартал.
– Вы хотите, что бы я его подписал?
– Дело твое. Можешь подписывать, а можешь сунуть в одно место.
– Тогда зачем эта филькина грамота?
– Ты кому то на хвост наступил. Комсомол к тому же против тебя прет.
– А...
Я собирался уходить.
– Постой. Разбери свою установку, что ты соорудил в сварочной. Что бы через час ее не было.
– Хорошо.
Иду к Дубку. Он на своем рабочем месте у станка и тупо смотрит на чертеж, от моего удара по плечу подскакивает.
– Денисыч...
– Слушай, сволочь, зачем ты меня так разрекламировал, теперь мне грозит увольнение.
– Денисыч, я ничего...
– Если ты сейчас не разберешь установку, я ее разнесу на мелкие части.
– Сделаем, сейчас сделаем.
Дубок поспешно бросил чертеж и заковылял вдоль токарного участка. Через пол часа в цех въехала электрокара, куда рабочие бережно уложили установку и увезли...
К концу рабочего дня Дубок и часть рабочих были опять пьяны. Дубок шатаясь пришел ко мне.
– Денисыч, выпить хочешь?
– Откуда набрались?
– Так мы...это... установку в вальцовочный цех... А там какую то синюю гадость попробовали гнать... У меня на стакан есть...
В его руке бутылка мутноватой жидкости.
– Ну нет. Спасибо за угощение.
В квартире хозяйничает Ирка.
– Ну и грязи у тебя...
– Как она?
– А никак, спит все. Я ее пыталась растолкать, так без толку.
– Я здесь пожрать купил...
– Ты не беспокойся. Я вам тут суп сделала, гречу сварила, даже молока достала.
– Спасибо, Ирочка. Ты иди домой, Толька придет голодный и злой...
– Да уж это точно и еще пьяный.
Ирка ушла. Я подогрел бульоны и как в тот раз, разжал девушке рот, по каплям начал заливать жидкость в глотку. Слава богу, глотает. Ресницы начали необычный танец. Длинные волосики затрепетали и стали подергиваться. Верхнее веко поплыло наверх, раскрывая глубину черных татарских глаз. Они уставились на меня. Я вытащил изо рта пальцы.
– Ты меня видишь?
Веки дернулись.