Шрифт:
Евгений Кукаркин
Жемчужина моей коллекции
Написано в 1997 г. Приключения.
ВТОРНИК, 13 АВГУСТА
Станок завывает от напряжения. Струйка нержавейки ползет из-под резца и тут же синеет от изменения температуры. Рядом возник Дубок, невзрачный мужичонка в рваном и грязном комбинезоне, вечно не просыхающий алкаш.
– Васька, мы сперли бидон клея 88.
– Ну и что?
– Перегнать надо.
– Да вы что, пить эту дрянь? В лабораториях полно спирта, поклянчи у них.
– Уже не дают, сволочи.
Дубку
– Ладно, я вам помогу, но пить эту гадость не буду.
Дубок от радости потирает руки.
– Куда тащить?
– Тащи к радиальной сверлилке и возьми в инструменталке самое длинное сверло диаметром от 20 до 40 миллиметров.
– Хорошо.
Дубок помчался в другую часть цеха. Я доделываю деталь, отгребаю стружку и, выключив станок, иду на сверловочный участок. Там почти пусто. Только один, старый пенсионер, дядя Федя, старательно работает, режет на малом сверлильном станке в угольниках резьбу. Увидев меня, он укоризненно покачал головой. Недалеко от него, Дубок, прихватив такого же, как и он, алкаша Кардана, затаскивают бидон на станину большого радиального станка.
– Вот сверло, - Дубок кивает на ящик.
Мы зажимаем на "столе" бидон деревянными планками. Я насаживаю сверло и завожу "стрелу" над горловиной бидона, потом опускаю его почти полностью в коричневую липкую массу. Включаю маленькие обороты и сверло медленно начинает вращаться.
– Все, ждите четыре часа.
– И от куда ты все знаешь?
– с восхищением спрашивает Кардан.
– Так он высшее образование имеет, - говорит за меня Дубок. Техноложку кончил, а потом его за что то турнули из цеха.
Не за что то, а за гибель аппаратчика. Я даже не был виноват, виноваты были технологи. По их шпаргалке, при подкислении среды, в реакторе поднялось давление и, вырвавшейся крышкой, угодило человеку в лицо. Комиссия решила, что сменный инженер должен отвечать за свою смену, а не технологи и все помои вылили на меня и на начальника цеха. Хорошо еще на суде не нашли за мной вины, но уже в цех, как инженеру дорогу перекрыли.
Я опять за своим станком. Дубок примчался через два часа.
– Вася, там на сверле такая блямба, не надо ли ее снять?
На сверле действительно намотана большая коричневая "кукла", я с трудом ее протащил через горловину бидона и отвел "стрелу" в сторону.
– Дубок, возьми железку и соскреби все на газету.
Он с трудом счищает липкую массу полоской железа и я опять загоняю сверло в бидон.
– Все, жди еще два часа.
Через два часа, опять вытаскиваем сверло и даем отстояться жидкости. Сливаем всплывший растворитель в таз и процеживаем через ситцевую ветошь. Мутноватая жидкость с коричневым отливом, воняет спиртом и черт знает, какими растворителями. Чтобы ее еще раз очистить, наливаю немного воды и добавляю соли. Жидкость принимает цвет молока. Теперь, опять через ситцевую ветошь. Первый, не выдерживает Кардан. Он наливает пол стакана этой гадости и вливает себе в рот.
– Ох, ты... мать...
Кардан ошалело мотает головой.
– Ну как?
– не терпится Дубку.
– Порядок. Градусов шестьдесят. Воняет немножко...
– Дай попробовать.
Дубок тоже выпивает пол стакана и тут же начинает размахивать руками.
– Ну, инженер, ну молодчина. Попробуй.
– Нет, только не это.
Я ухожу убирать рабочее место. Вскоре цеховые ребята, как по неведомому сигналу, начали потихоньку исчезать от своих станков и на сверлильном участке закипела хмельная жизнь.
У меня дома тишина. После аварии в цехе, жена объявила, что я неудачник и тут же удрала к своим родителям. Я подозреваю, что у нее был любовник, он то ее и подтолкнул к этому шагу. Мне на нее не приходиться обижаться, жили мы скверно, она устраивала бесконечные скандалы из-за каждого пустяка, тем более, детей мы не имели.
В дверь позвонили.
– Васька, это я, Толян.
Толя мой сосед. Громадный, могучий мужик, с вечно красным лицом. Впускаю его в квартиру и тот сразу идет на кухню.
– Ирка, стерва, опять ныть начала.
Толя бесцеремонно достает из шкафчика кружку и, налив в нее из под крана воды, с жадностью все выпивает.
– Опять выпил?
– Вот и я ей объясняю, что на моей работе не пить не возможно.
Толя работает обыкновенным работягой-копателем на старом кладбище. Своей жене он все время объясняет, что специфика его работы не позволяет ему там находиться трезвому, но на нее почему то, этот аргумент не действует.
– Брось дурить, у тебя же бывают светлые дни.
– Это когда, мы никого не хороним, когда не подносят.
Толино кладбище давно "закрыто", но родственников умерших, не смотря ни на что, все же подхоранивают там ежедневно.
– Что у тебя новенького?
– Сегодня генерала хоронили. Народу жуть. Родственники не одели на его мундир колодки, так при всех орденах и зарыли. Это, они говорят, последнее пожелание покойного.
– И что ты предлагаешь?
Хотя, теперь я знаю, что он мне предложит.
– Пошли сегодня в ночь.
Я понимаю почему он спешит. Кроме орденов, ему хочется стащить и мундир, который так же прилично оценивается перекупщиками. Понятно, что мундир в дальнейшем может подпортиться и от влаги, и от гниения, поэтому необходимо его сдирать с покойника в этот же день.
– Пошли. Тогда мне надо поспать. Приходи вечерком.
Не подумайте, что я какой-нибудь гробокопатель. Просто отец, после своей смерти оставил мне огромную коллекцию орденов и медалей, а так же привил страсть к их собирательству. Толя знает об этом, знает и о том, что я из своих заначек выделю ему часть деньжат, за каждую ценную информацию, где можно достать экспонаты для коллекции и за помощь, оказываемую в этой работе.