Жемчужина Тамерлана
Шрифт:
Тимур напрягся и сжал кулаки.
– Как только я подам сигнал, нападаем, – прошелестел он, и сорванцы вцепились в луки.
Вожак поднес руку к глазам, защищая их от солнца, и внимательно наблюдал за караваном, оценивая обстановку. Как он ни храбрился, не желая показывать своей слабости, но все равно понимал, что друзья правы. Если караван большой, нечего и думать о нападении. Купцы станут остервенело защищать свое добро, и тогда они не только ничем не поживятся, но и
На его счастье, верблюдов и погонщиков оказалось не более двадцати.
Подав товарищам знак, Тимур издал воинственный крик и бросился на купцов. Остальные последовали его примеру.
Мужчины-караванщики сначала остановились в недоумении, потом потянулись к лукам, но шайка сына Тарагая осыпала их градом стрел, и они, вероятно, решили, что пришло время спасать свои жизни. Бросив навьюченных верблюдов, купцы разбежались кто куда, и отряд Тимура их не преследовал. Юные бандиты с радостными возгласами бросились к горбатым животным и принялись стаскивать тюки.
Золота и драгоценных каменьев они не нашли, но это их не очень огорчило. Шайке досталась золотая парча и сладости. Тимур поделил награбленное почти поровну. Почти – потому что по установленному порядку он взял больше всех.
Это казалось ему справедливым: кто, как не он, подбил друзей на ограбление каравана?
Впрочем, сорванцы не спорили. Ошарашенные такой быстрой победой, они схватили трофеи и помчались по домам.
Тимур тоже поволок свои тюки в отцовскую юрту. Он знал: эмир снисходительно относился к его проделкам. Отцу, похоже, нравилось, что сын совершенствует свое военное мастерство – пусть и таким способом.
Бросив добро в углу, юноша вышел наружу и гордо зашагал к реке, надеясь увидеть своих подельников.
Высокий жилистый старик с клинообразной седой бородой возник перед ним как видение, и Тимур вздрогнул и побледнел. Он нечасто встречал саида Куляля и всегда замирал перед ним, зная, с каким благоговением относился к нему отец. Да разве только отец? Все население Кеша ходило к этому святому, чтобы услышать его пророчества.
Куляль жил отшельником на горе в пещере, иногда спускался, чтобы набрать воду из ручья в алычовой роще. Вот и сегодня он с глиняным кувшином в руке медленно шел к ручью.
Поравнявшись с саидом, Тимур остановился и поклонился. Маленькое худое лицо святого будто просветлело, и он произнес, улыбнувшись:
– Поздравляю тебя, Тимур, с восшествием на престол.
Юноша вздрогнул и прерывисто задышал.
Что говорит этот человек? С каким восшествием он его поздравляет? До престола ему, Тимуру, очень далеко. Разве саиду не известно, что они не являются прямыми потомками Чингисхана?
Куляль, заметив замешательство парня, протянул сухую, как ветвь засохшего дерева, руку.
– Я не ошибся, Тимур, – продолжил он, – ты действительно станешь властелином, а потом передашь трон по наследству. Тебе известно, что я никогда не ошибаюсь в своих пророчествах.
Тимур продолжал хранить молчание, и саид дотронулся до его плеча:
– Ступай, ступай, мой мальчик. Тебе суждено изменить мир. Я уже говорил об этом твоему отцу.
Улыбнувшись тонкими губами, Куляль продолжил путь. Юноша еще несколько минут стоял неподвижно, а потом тряхнул рыжеватыми волосами и вскинул вверх правую руку.
Человек, всеми уважаемый в селении, уже не в первый раз подчеркивал, что вскоре он, Тимур, покорит мир. И его слова грели душу и услаждали слух. Но когда же это произойдет? Не нужно ли самому что-нибудь для этого сделать? Но что он может сделать сейчас?
Сын Тарагая подумал, что, когда наступит удобный момент прославить свое имя, он его не упустит.
Глава 9
Дни летели, как листья с деревьев, но влюбленные так ничего и не придумали. Они продолжали встречаться урывками, то тут, то там, и Валентин с болью сознавал, что не может сделать ничего, чтобы быть рядом с любимой.
Они просто продолжали плыть по течению. Ольга с каждым днем пила все больше и больше, становилась все несноснее, и, глядя на нее, пьяно ухмылявшуюся его словам, Валентин сжимал кулаки и был готов ее убить.
О своих мыслях он не говорил никому, даже Лизе, только иногда изливал душу старой знакомой своих родителей – тете Маше.
Тетя Маша никогда не любила Ольгу, не одобряла его брак и не раз предупреждала:
– Ой, Валечка, ну, не любишь ты ее, в брак по расчету вступаешь. Когда-нибудь это тебе аукнется, только поздно будет. Я вот своего покойного мужа до одури любила и прожила с ним счастливую жизнь. А тебе и ведомо не будет, что такое счастье.
И только сейчас Валентин понял, как она была права. Он рассказал ей все – о себе, о Лизе и об их вторых половинах, которых они предпочли бы никогда не видеть.
– Тетя Маша, может, посоветуете чего? Не могу я жить с Ольгой, ненавижу.
Она гладила его светлые волосы:
– А что делать, Валечка? Уйдешь ты от Ольги – и что будет? Ты-то, конечно, не пропадешь. И от тестя убежать можно, страна большая. Но что с твоим ребенком будет, Кешей? Ты говоришь постоянно, что он Ольге до лампочки. Уйдешь – и никому твой малец не будет нужен. Ольга-то долго горевать о тебе не станет, другой найдется на богатство-то. Подумай, легко ли будет ребенку с чужим-то мужиком?