Жемчужины зарубежной фантастики (сборник)
Шрифт:
Необходимость посмотреть какой-нибудь фильм повела его на улицы, где он продолжал таскаться от кинотеатра к кинотеатру даже после того, как моросящий пополуденный дождик перешел в ливень. В Нью-Йорке, оказавшись в подобном душевном состоянии, он отправлялся на два фантастических фильма или два вестерна подряд на 42-ую Улицу. Но здесь, несмотря на то что кинотеатриков в отсутствие телевидения имелось множество, только старые, наиболее известные голливудовские фильмы пускались в оригинальной версии. Все остальные дублировались на турецкий.
Подталкиваемый своим желанием, он едва не проскочил мимо человека, ряженного
КИЛ Г
СТА ЛДА
После Ататюрка Килинг, человек-скелет, занимал самое почетное место в новой массовой культуре Турции. Кипы журналов и комиксов, воспевающих его подвиги, загромождали прилавки киосков, и вот он перед ним собственной персоной, или, по крайней мере, один из его аватаров, человек-сэндвич из фильма про самого себя. И там, на примыкающей улице, кинотеатр, его показывающий: «Килинг Истанбулда». То бишь: «Килинг в Стамбуле». Под огромными буквами Килинг в маске мертвой головы угрожает заключить в объятия блондинку, насколько красивую, настолько и демонстративно строптивую. И на другой афише, еще большего размера, выстрелами из револьвера убивает двух элегантно одетых мужчин. По этим сценам невозможно решить: Килинг в своей сущности добр, как Бэтмен, или зол, как Фантомас? Что ж…
Он взял билет, чтобы разобраться. Его интриговало имя. Имя явно английское.
Он занял место в четвертом ряду, когда фильм уже начинался, с наслаждением погружаясь в знакомые образы города. Черно-белые, проявляющиеся из темноты привычные виды Стамбула приобретали характер выделенной, подчеркнутой реальности. Современные американские автомобили ныряли в узкие улочки на опасной скорости. Старый врач давал удушить себя невидимому нападающему. Потом долгое время не происходило ничего интересного. Медленно тянулась идиллия, скорее вяловатая, между блондинкой-певицей и молодым архитектором; в промежутках некие гангстеры, или дипломаты, пытались стянуть черный чемоданчик доктора. После невнятной сцены, во время которой четверо этих типов погибают в результате какого-то взрыва, чемоданчик попадает в руки Килинга. Но он оказывается пустым.
Полиция пускается в погоню за Килингом по черепичным крышам. Однако в этом нужно видеть проявление его проворства, а не доказательство виновности: полиция всегда может ошибаться в подобного рода историях. Килинг проникает через окно в комнату блондинки-певицы, которая просыпается. Вопреки тому, что показывали афиши на улице, он и не собирался ее обнимать. Он всего лишь говорит ей несколько слов низким замогильным голосом. Сценарий, похоже, подразумевал, что Килинг на деле был молодым архитектором, которого любит певица, но поскольку он никогда не снимал маску, под сомнением оставалось и это.
Он почувствовал руку на своем плече.
Уверенный, что это она, он не обернулся. Проследила за ним до кинотеатра? Если он сейчас встанет и попробует уйти, устроит ли она скандал? Он попытался не замечать руку на плече, не отрывая глаз от экрана, где молодой архитектор только что получил загадочную телеграмму. Руки сжались на бедрах. Его собственные руки: руки Джона Бенедикта Харриса.
— Привет, мистер Харрис!
Мужской голос. Он обернулся. Это был Алтын.
— Алтын.
Алтын улыбался в мерцающем свете экрана.
— Да. А вы подумали, кто-то?
— Кто-то другой?
— Да.
— Нет.
— Вы пришли на фильм?
— Да.
— Это не на английском. На турецком.
— Знаю.
Зрители на соседних рядах зашикали, чтобы заставить их замолчать. Блондинка-певица спускалась в одну из больших подземных цистерн города. Бин Дир Дирек. Он ее уже осматривал. Ракурс съемки заметно увеличивал внутреннее пространство.
— Мы переберемся, — прошептал Алтын.
Он согласно кивнул.
Алтын сел справа от него, а друг Алтына занял свободное место слева. Алтын представил тихим голосом своего друга. Его звали Явуз. Он не говорил по-английски. Пришлось пожать ему руку.
Теперь уже не удавалось полностью сосредоточиться на фильме. Он бросал косые взгляды на Явуза. Тот был примерно одного с ним роста и возраста, но это, в конце концов, можно сказать о половине мужского населения Стамбула. Обычное лицо, глаза влажно поблескивают в свете экрана.
Килинг в данный момент карабкался по металлическим балкам строящегося здания, воздвигаемого на крутом склоне. Вдали, меж затуманенных холмов, извивался Босфор.
Имелась какая-то неприглядность почти во всех турецких лицах. Он так и не смог определить, что именно ее создавало: некоторая тонкость кости, узость скул; резко выраженные вертикальные линии, спускающиеся от глазных впадин к уголкам губ; сами губы, тонкие, приплюснутые, застывшие? Если только это не являлось неуловимой дисгармонией собранных воедино черт.
Явуз. Распространенное имя, как сказал почтовый служащий в консульстве.
В последние минуты фильма развернулась схватка между двумя людьми-скелетами, настоящим и поддельным Килингами. Один из них долго летел в пустоту, сброшенный с высоты строительных лесов незавершенного здания. Умер, понятно, злой, но который Килинг — настоящий или поддельный? И продолжая размышления, какой из двух терроризировал певичку в ее спальне, удавил старого доктора, украл чемодан?
— Вам понравилось? — поинтересовался Алтын, когда они в толпе продвигались к выходу.
— Да.
— И вам понятно, что говорили?
— Немного. Достаточно.
Алтын сказал несколько слов Явузу, который на беглом турецком обратился к своему новому другу из Америки.
Он с извиняющимся видом помотал головой. Алтын и Явуз засмеялись.
— Он говорит, у вас такой же костюм.
— Да. Я заметил, когда включили свет.
— Вы идете куда сейчас, мистер Харрис?
— А сколько времени?
Они стояли перед кинотеатром. Дождь уступил место туману. Алтын глянул на запястье.
— Ровно семь часов с половиной.
— Мне нужно домой.
— Мы идем с вами и купим бутылку вина. Да?
Он поглядел на Явуза. Явуз улыбался.
А как быть вечером, когда она придет и станет звать Явуза?
— Не сегодня, Алтын.
— Нет?
— Я не очень хорошо себя чувствую.
— Не очень хорошо?
— Не очень. У меня температура. Голова раскалывается.
Он приложил ладонь ко лбу, чтобы помочь себе в самом деле почувствовать жар и головную боль.
— В другой раз, может быть. Извините.