Жемчужница
Шрифт:
А Вайзли же был ужасно гиперактивным несмотря на все свои болячки, слабости и постоянные недомогания. Иногда Лави даже ловил себя на том, что боится, что юноша мог по дороге потерять сознание и как-нибудь неудачно упасть. Или нести вновь огромную стопку необходимых документов в одиночку и запнуться где-нибудь на ровном месте, полететь по лестнице и переломать себе все кости. И много чего ещё могло с ним случиться, на самом деле. С такой-то жаждой чем-либо заниматься.
— Ты чего хохочешь? — с наигранной обидой поинтересовался Вайзли, щёлкая
— Да так, — смешливо фыркнул Лави, уворачиваясь от ещё одной попытки щёлкнуть его, и показал юноше язык. — Секрет.
Вайзли с иронией закатил глаза, взглянув на часы, и широко зевнул, встряхнув после этого голову.
— Я бы рад с тобой ещё поговорить, но меня в сон клонит так, что я чуть ли не падаю, — растерянно признался он так, словно не хотел ложиться, а желал и дальше продолжить их бессмысленные, на самом деле, разговоры, но Лави понимающе улыбнулся, легко ударяя друга в плечо, и пожелал ему спокойной ночи.
Через несколько минут, когда он, вновь замаскировавшись под стены (и это не потому, что стеснялся, а потому, что слухи могли поползти не самые приятные, именно так), выбирался из академии, парень думал, что ему хотелось бы приходить к Вайзли чаще.
Кроме того, осуществить это было просто, пока Лави находился в столице — ему ведь все равно особенно нечего было делать, а Вайзли… он был хорошим парнем — и другом — и мог стать замечательным способом отвлечься от мыслей про Алану и семью. Ведь когда ты беспокоишься за кого-то другого, на свои самокопания просто нет времени.
Когда Лави вернулся в замок, было еще не так уж поздно — всего четверть десятого, — и потому парень решил не откладывать замеченное себе перевоспитание Тики в долгий ящик. Он на самом деле искренне надеялся, что друг еще не ополоумел от любви и не сидит рядом со своей возлюбленной ведьмой, сторожа ее сон, поэтому, когда все же заскочил к Алане в комнату, чтобы на всякий случай это проверить, вздохнул с облегчением. Девушка мирно спала, разметавшись на кровати, и чужое присутствие в ее комнатах создавали только несколько горящих по углам свечей. Лави заподозрил, что это было сделано специально, чтобы ей не было страшно, но поспешно отогнал эту мысль, дабы не дать развиться в своей груди новому чувству к этой зубатке, ибо для этого было еще рановато, пусть он и оказался к ней все-таки очень привязан.
Именно поэтому, поспешно убравшись из ее комнат, он направился непосредственно в покои Тики (которые грозили вскоре превратиться то ли в семейные пенаты, то ли в супружескую спальню) и с облегчением, перемешанным с негодованием, нашел его там.
Оказалось, что Микк занимался с Изу грамотой. Этот факт Лави немного смягчил.
Потому что если бы этот околдованный сейчас занимался бы чем-нибудь другим, а не обучением своего сына (так странно было называть мальчика сыном Тики), парень бы сейчас точно бы разругался с ним.
— Ты вообще помнишь, что у тебя братья есть? — сходу поинтересовался Лави, надеясь
Тики вскинул голову, глядя на него со святым недоумением, и брови его поползли вверх.
— Помню, конечно, — отозвался он негромко и удивленно выдал: — А в чем, собственно, дело?
— А в том, что надо изредка навещать своих больных родственников, — Лави сердито поджал губы и скрестил руки на груди, опираясь спиной на дверной косяк. — Вайзли обижен, — заметил он как бы между прочим. — У вас всех сегодня был целый день, и если Неа и Мана… ну дракон с ними, они друг другом заняты, то ты мог бы взять малька, — парень кивнул на притихшего Изу, — и навестить его. Вайзли болеет, но ему настолько скучно, что он снова сидит за своими опытами, которые уж точно не влияют на его здоровье благотворно.
Микк в ответ на это прикусил губу и опустил голову. Если честно, Лави не сомневался в его здравомыслии и способности признавать свои промахи, но все же теплилось где-то внутри него подозрение иногда, что Алана все-таки свернула ему мозги набекрень со своими тайнами и проблемами.
Нет, он понимал, что ей нужна помощь (ему самому нужна была помощь, если говорить начистоту, но он стеснялся ее попросить), но ведь Тики не должен забывать и о семье. О людях, с которыми провел большую часть жизни.
— Ты прав, — с тяжёлым вздохом вдруг сказал мужчина и виновато поджал губы. — Спасибо, Лави, я идиот, — он перевёл взгляд на застывшего парня и улыбнулся. — Напоминай мне про это иногда, ладно?
Напоминать? Иногда?
А как же щелбан? А как же шаловливый порыв ветра? А как же, манта раздери, покровительственный взгляд я-всё-знаю-мелочь?
Лави неловко хохотнул, чувствуя себя мальчишкой несмышлёным, и заторможено кивнул, понимая, что ведёт себя как идиот.
Сколько вообще прошло времени с последнего раза, когда он себя вообще так вёл?
Ха, кажется, идиотом парень был все эти четыре сотни лет.
— Ладно, — ответил все же Лави, растерянно потерев шею. Ему это было очень странно — то, что Тики так легко соглашается с подначками в свою сторону и даже принимает их. Да, он признавал свои промахи, но ведь… ведь каждого из них можно было понять, разве нет?
То есть, ну… о, сам Лави сходил к Вайзли только после того, как Адам ему это предложил, хотя думал о друге все время поездки с Пандой, потому что когда они отбывали от столицы, бедовый сын своего отца тоже был очень болен и даже не пришел на пирс, чтобы попрощаться. Так что Лави ли было судить Тики? Он ведь не знал, что творится в голове друга.