Жемчужное ожерелье
Шрифт:
– Эх, Дора, Дора… Не одна ты оказалась в капкане… Когда утром я лежал и смотрел на тебя, то понял – моя прежняя жизнь полетела ко всем чертям…
– Ты хочешь сказать, что твои чувства по отношению ко мне оказались глубже, чем ты сначала думал? – изумленно прошептала она.
Эдди опустил глаза.
– Я заподозрил это раньше, но хотел убедиться – не ошибаюсь ли, потому и придумал наш уик-энд. Я вообще не способен пассивно ждать, как сложится любая ситуация, тем более в любви. И если уж решу сказать женщине, что люблю ее, то буду убежден в том больше чем на сто процентов!
– Эдди! Эдди! – метнулась к нему Дороти, ладонями обхватила его лицо, виновато заглянула в глаза, стараясь побороть его каменную безучастность. – Прости меня. Я тупая, безмозглая дурочка, – захлебываясь, говорила она, перемежая слова поцелуями. – Прости, если иногда я казалась высокомерной, заносчивой снобкой. Это не потому, что слишком высокого мнения о себе, скорее рефлекторная защита. Я… я боюсь поверить… в любовь.
– Тебя никогда еще по-настоящему не любили – вот в чем дело! – произнес Эдди, избегая глаз Дороти. – И ты по-настоящему еще не любила тоже! То, что было между тобой и мужем, вряд ли можно назвать подлинным чувством, иначе вы не расстались бы.
– Я просто не переживу, если мы… с тобой расстанемся… Я чуть не умерла от ревности, когда в твоей записной книжке обнаружила кучу женских имен.
– Три. От силы четыре. И одно из них, между прочим, – моей сестры.
– Откуда я знала?… Мне казалось, что ты ужасный…
– Ужасный кто?
– Не знаю, как сказать.
Эдди неожиданно рассмеялся.
– Не бойся, говори уж как есть.
– А ты опять не обидишься?
Он обнял ее за плечи, чуть притянул к себе, ласково отвел волосы, растрепавшиеся надо лбом, отчего она немного повеселела.
– Я подумала… ты обычный ловелас.
– Ловелас?! По-моему, это слово вышло из употребления еще сто лет назад!
– Ну, тогда плейбой. Словом, мужчина, который коллекционирует женщин.
– А теперь ты тоже так думаешь? – усмехаясь, сказал Эдди, целуя ее в шею, где пульсировала проступившая сквозь нежную кожу голубоватая жилка.
– Сейчас меня это не волнует, – прерывисто призналась она. – Когда мы вместе – другое больше не существует и не имеет значения… Я чувствую только, как ликует и поет моя душа и сердце обливается нежностью к тебе.
– Дороти, любовь моя. Ты отдаешь себе отчет, о чем говоришь? – взволнованно прошептал Эдди. – Наконец-то и ты понимаешь, какое счастье найти друг друга. Такое редко бывает.
– Значит, нам повезло.
– Еще как! Еще как!
Эдди закружил ее по каюте, целуя как безумный в оголенные плечи, в грудь, скрытую мешавшим ему платьем. В страстном порыве он опрокинул Дороти на диван, оголил бедра, обжег их горячими губами.
– Сюда может войти стюард, – стыдливо прошептала она.
– Он не войдет, – сказал Эдди, торопливо стягивая с нее кружевные белые трусики. – Ему нечего делать в салоне, пока его не позовут. А я не позову до утра… Я счастлив, что к нашей с тобой коллекции прибавится еще одна ночь.
В понедельник они первым рейсом вылетели из Майами. Брасс довез Дороти до ее офиса, пообещав позвонить, как только приедет к себе на Кейп-Код. Она еще поднималась в лифте, а уже с нетерпением думала о предстоящем звонке.
Тина уже ждала ее с горячим кофе наготове.
– Ну как? – спросила секретарша, сгорая от любопытства, однако стараясь быть деликатной.
– Неплохо, – призналась Дороти.
Тина улыбнулась: не в характере мадам особо распространяться, хотя и по лицу можно кое-что прочесть.
– Где же вы были?
– В Майами.
– Боже, какая прелесть! Всю жизнь мечтала посмотреть.
– В субботу гуляли по городу, в воскресенье купались, загорали, потом катались на воздушном шаре.
Не говоря уже о том, про себя добавила Дороти, что занимались любовью на яхте, в саду на траве и даже… под душем.
– А как здесь дела? – поинтересовалась она, возвращаясь с небес на землю. – Твое субботнее дежурство прошло без эксцессов?
– Ничего особенного. По твоей заявке поступил полицейский отчет, касающийся нашего клиента, попавшего в дорожно-транспортное происшествие; миссис Макброк желает переписать завещание – снова поссорилась с родней… Из коллегии адвокатов пришла очередная просьба принять опекунское дело – срочно свяжись, а то обидятся… Кроме того, не забудь, что сегодня провожают на пенсию Томпсона.
– Я действительно забыла об этом, – кивнула Дороти. – И у меня не будет времени заехать домой, чтобы переодеться. А в сумке все помялось.
– Не беда. Достань что-нибудь, во время ланча я найду, где погладить… Ой, совсем вылетело из головы! Звонил Боб Клифорд. Сказал, хочет сообщить тебе нечто очень важное.
Если бы Дороти находилась в своем обычном рабочем состоянии, то непременно почуяла бы неладное, – тот никогда не звонил просто так, но ее все еще переполняли волнующие впечатления прошедших дней и она не могла сосредоточиться.
Клифорд позвонил после полудня, и первая же его фраза сразу насторожила.
– А что, Дороти, – лениво протянул старый адвокат, – твоя клиентка – как ее… Сюзан Хемлон, так и не надумала снять свои обвинения или хотя бы изменить в них кое-какие показания?
– Сьюзи Хедлоу, – поправила она, ни секунды не сомневаясь, что Клифорд нарочно переврал имя. – Если тебя интересует, не собирается ли она забрать иск о похищении ребенка, то могу сообщить: таких намерений у нее нет.
В трубке прозвучал злорадный смешок. Дороти мгновенно поняла, что хороших известий ожидать не следует.
– Знаешь, я бы искренне хотел, чтобы это дело вела не Дороти Ламбер, а любой другой адвокат.
– Вот как? Почему же, Боб?
– Потому что я уважаю тебя, дорогая, и не хотел бы видеть, как опытный адвокат в судебном процессе превращается в жалкое посмешище.
У Дороти по спине побежал холодок.
– Не волнуйся, Боб. Я не позволю сделать это даже тебе.
– Что ты, детка? Я и мысли не допускаю.
– Тогда от кого прикажешь ждать неприятностей? Говори уж, что таишь за пазухой?