Жена Болотного царя
Шрифт:
— Зачем? — растянувшись на траве, под золотистой кроной дерева, я почти дремала.
После того, как боль в теле стала терпимой, я самостоятельно вернулась на поля, игнорируя неодобрение вожака. Держаться наравне со всеми я больше не пыталась, но все равно хотела помогать.
Сидеть в деревне вместе со стариками и детьми было невыносимо скучно и… неловко, что ли.
— Представь, что станет с Дубрами, когда они узнают, что у их князя Огневица есть. Они же Смагу поклоняются, а Огневицы — дочери его.
Я поежилась и села:
—
— Зря, — воздохнула Ашша, — если бы могла, сама бы с удовольствием поехала.
— А кто тебе запрещает?
— Великий Полоз.
— Кто?
Ашша вытащила из-за пазухи свой оберег. Его я уже не раз видела. Вырезанная из дерева Ксэнарнутая клубком змея с короной на голове.
— Великий Полоз, — гордо сказала она, нежно поглаживая глубокие бороздки на дереве, — хранитель нашего рода. По зиме мы должны дома сидеть, странствия в снегах не наш удел.
— И… ты разговариваешь с деревяшкой? — я пыталась быть как можно деликатнее, но все равно получилось как-то нетактично.
— Великий Полоз не деревяшка, — возмутилась Ашша, — во времена молодости моей прабабушки его капище стояло у реки.
— Подожди-ка, а Белая Волчица?
— Хранитель оборотней. Нашу деревню защищает хранитель вожака. Получая силу от жертвоприношений, хранитель становится богом. Волчица стала нашей богиней еще при деде Ксэнара. Она очень сильная.
— Вот так дела, — я была не удивлена, скорее шокирована. Сколько живу здесь, а еще столького не знаю.
— Ну так что, поедешь со Ксэнаром подать собирать?
— Поеду… наверное.
Ашшу мой ответ очень обрадовал, обняв за плечи, она радостно зашептала мне на ухо список того, что и в какой деревне я должна буду для нее купить.
— Запиши лучше, — грустно попросила ее, понимая, что весь список уже и не запомню. Что там было в начале? Отрез ткани в Звятичах? Или оттуда ей нужны бусы?
— Как скажешь, — легко согласилась она, прижавшись щекой к моему виску и в блаженной расслабленности любуясь закатом. Минут пять я ей не мешала, но потом любопытство, все же, взяло свое:
— Ашша, — позвала я осторожно.
— Ммм?
— А поля… зачем вы их засеиваете, если Ксэнар в конце осени все равно подать собирает?
— Зерно лишним не бывает, — зевнула она, — это у нас традиция после голодного года. На самом деле голодных было целых два года подряд, и выжить на то, что удалось собрать, получилось с трудом. К счастью в те времена выходцы подходили к нашим стенам не чаще раза в полгода, иначе едва ли пограничье выстояло бы. Тогда вожаком был Рвех. Мудрый был лис, сообразительный, он решил возделывать поля, с тех пор и пошло.
Отпустила меня Ашша всего на секундочку, только для того, чтобы подняться на ноги, утягивая за собой вверх, а потом и в сторону деревни.
— Пошли, послезавтра Праздник Урожая, нужно решить, в чем ты на него пойдешь.
Окончание сбора урожая ознаменовалось праздником, что было и неудивительно, оборотни любили праздники.
Вот только в их понимании праздник без подношений Волчице — не праздник, а я уже как-то присутствовала при их ритуале и больше мне не хотелось.
Ашшу мои желания, конечно, не сильно волновали, а потому на Праздник Урожая я не только была обряжена в платье из красного, старательно прокрашенного льна, разумеется, не украшенного вышивкой, но и имела сомнительную честь красоваться в венке из кленовых листьев, темный багрянец которых был слегка разбавлен золотыми березовыми листочками и яркими гроздьями рябины.
Венок был красивым и удивительно хорошо смотрелся на распущенных волосах, да и платье ладно на мне сидело. Отражение в зеркале мне очень нравилось, не нравилось только то, что я, вся такая красивая, должна была стоять рядом со Ксэнаром во время проведения ритуала.
Красное платье, красные волосы и венок, тоже красный, и на фоне совершенно белого Ксэнара, на рубахе которого даже обережный рисунок был вышит серой нитью и не бросался в глаза, я очень сильно выделялась.
Радовало только то, что в быстро сгущающихся сумерках мы со Ксэнаром рисковали поменяться местами. Это он скоро будет светиться в темноте, а я, быть может, и затеряюсь.
— Тебе очень идет, — шепнула растроганная Ашша, отдавая меня в руки своего вожака.
Торжественное шествие к капищу, во время которого я топала за левым плечом Ксэнара, рядом с Берном, угнетало, радовало лишь то, что к котлу, еще днем установленному перед идолом Белой Волчицы и обведенному высыпанным по кругу зерном, он пошел один. Оставив меня вместе со всеми у входа под охраной недружелюбных, деревянных стражей.
Костры, расставленные на своих законных местах в паре метров от черты капища, ярко горели, освещая Волчицу и много чего еще.
Народ медленно растянулся по кругу, привычно занимая свои места.
Знаем, видели, проходили. Я осталась стоять около левого, скалящегося в небо стража, рядом с Берном и Ашшей, незаметно вынырнувшей рядом со мной из темноты.
Ободряюще сжав мои пальцы, она улыбнулась, и кивнула на Ксэнара, который дошел до зерна и встав на колено перед котлом.
На этот раз, оберегая мои нервы, никто не мычал, не бил себя в грудь и не проверял на прочность мои нервы своим неадекватно-вдохновленным видом.
Все стояли, в почтительном молчании ловя едва различимое, хриплое бормотание вожака.
Бормотал он недолго, я не успела даже толком замерзнуть и пожалеть, что не возмутилась, когда Ксэнар велел мне идти босиком.
Он поднялся с колена, и стоило ему только выпрямиться, как вспыхнуло зерно, словно облитое бензином, оно ярко разгорелось, вытягивая пламя высоко к небу.
Тихо ахнув, я отшатнулась назад, налетела на Берна, незаметно оказавшегося позади меня, и была возвращена на свое место.