Жена Болотного царя
Шрифт:
— Глоток, Рагда.
Кошмар не кончился, рано я расслабилась. Пить воду, которая только что горела, мне совсем не хотелось. Мало ли какая гадость в ней есть, если она горит.
Вожака мои сомнения не волновали, он хотел, чтобы я выпила эту подозрительную жидкость, и мне предстояло это сделать.
Один маленький глоточек, от которого свело зубы, а язык онемел как от очень качественной анестезии, и вот, Ксэнар снова улыбается.
Подхватив мои руки своими, согревая замерзшую, кожу горячими ладонями,
Выпить огненной водички.
Затаив дыхание, я ждала, что будет дальше, язык неохотно оттаивал.
Ксэнар выпил все до капли и даже не поморщился, напоследок коснувшись губами моих ладоней. Сначала правой, потом левой.
— Молодец, — шепнул он, опустив, но не отпустив мои руки, и уже громко, чтобы слышали все, сообщил, — зима будет теплой.
Мне бы очень хотелось знать, как он это определил, если вода была ледяной, а руки у меня до сих пор не согрелись, хотя ладони у нашего вожака были горячие.
Как выяснилось позже, все дело было не в температуре воды, а в том, что я донесла ее до Ксэнара, не расплескать ничего по пути.
***
Литературные вечера в нашем исполнении походили на дошкольные уроки чтения.
Сначала я читала на незнаком Ашше языке хту-наа, выделяя особенно интересные моменты, которые уже в самом конце перечитывала на языке Алара, а Сэнар пытался понять, что именно я читаю, а потом даже пробовал прочитать пару предложений.
Ашша была в восторге, ей все очень нравилось, она даже внимания не обращала на то, что совсем не понимает, что за книгу мы мучаем.
Ей с лихвой хватало любования сосредоточенной и уже не такой тощей мордашкой Сэнар, когда тот старательно вслушивался в мои слова.
Ему это помогало, он споро учил совершенно незнакомый ему язык, и уже достаточно сносно мог выговорить простые предложения.
Сэнар был сообразительным малым и, вероятно, дело шло бы быстрее, если бы он не пытался всячески откосить от последней и самой для него неприятной части вечера.
Слушать о приключениях выдуманных героев ему нравилось, а вот самостоятельно читать про них – не очень. Потому каждый вечер он старался отсрочить неизбежное.
Так же было и в ночь последнего осеннего полнолуния, когда мы особенно сильно засиделись.
Ашша ушла в одиннадцатом часу, ей всегда было тяжело бодрствовать при полной луне, оборотни уже должны были отправиться на свою ночную охоту, а мы все еще сидели в моей комнате над книгой.
Протяжный, низкий вой отвлёк Сэнар, он насторожился, уставился на закрытое, по случаю довольно холодной ночи, окно. Глаза его азартно загорели.
— Рагда, у них же охота.
— Каждое полнолуние, — подтвердила я, собираясь уже вернуться к прерванному чтению, но куда там…
— Давай тоже поохотимся.
— Эээ, Сэнар, видишь ли в чем дело, они охотятся в страшных лесах, в смысле в тех лесах, которые находятся за стеной, где еще можно встретить кого-нибудь из твоих подчиненных чудищ. Не поверишь, но ни с одной такой охоты они еще ни разу не притащили хотя бы тушку зайца. Я бы сказала, что это и не охота в том смысле этого слова, которое вкладывают в него нормальные люди.
— Это неважно, — угнетая мою ленивую натуру своим энтузиазмом, Сэнар подался вперед, — пойдем.
— Я, знаешь ли, немного не в форме…
— Я смогу тебя защитить!
Меня в этом мире совершенно точно никто не любил и не жалел, потому что если бы жалели, то не заставляли бы делать то, что мне совсем не хочется.
Тащиться ночью в страшный лес, например.
Этой ночью дозорными у ворот стояли два человека. Мужчины средних лет, вполне внушительной комплекции.
Завидев меня, в компании выходца, они удивились, но покорно выпустили нас в лес, пожелав напоследок хорошей охоты.
Хорошей охоты.
Мне!
Можно подумать, я была так похожа на великого охотника, кутаясь в вязаную кофту и периодически постукивая зубами, при особенно сильных порывах ветра.
Из оружия у меня был только ножик за поясом, да кровожадный выходец за спиной. Сэнар был настолько сумасшедшим, что в лес пошел с голыми руками. Глефу ему так и не вернули, а любое другое оружие он не признавал.
— И что мы будем здесь делать? — мой скептицизм был встречен открытой улыбкой.
— Охотиться.
Разумеется, а как же иначе? О чем я вообще?
Сэнар это нравилось, он был в восторге от тревожащих шорохов, от непроглядной темноты, в которой вполне могло что-то затаиться.
Вернее, темнота была непроглядной лишь для меня, Сэнар-то, конечно, что-то в ней видел. Светящиеся белым зрачки, по крайней мере, говорили именно об этом.
Выглядело жутко, но меня почему-то успокаивало.
— Зачем я вообще с тобой пошла? — ворчала я ему на ухо, когда после десяти минут очень громких, благодаря не особо тихой мне, блужданий по лесу, Сэнар подставил мне свою спину.
Сначала я боялась, что под моим весом его просто переломит, но быстро оценила удобство и комфорт такого передвижения.
Мы неслись по лесу неслышно, как тени, а я больше не боялась позорно зацепиться за какую-нибудь корягу или корень.
— Потому что тебе тоже хотелось почувствовать это.
— Что?
— Свободу.
Сэнар улыбался, совершенно точно улыбался, легко скользя между деревьями. Одетый в обычную рубаху, темно-синего, будто припыленного цвета и в черные штаны, он все равно выделялся в темноте излишней белизной кожи и почти светящимися длинными косичками, перекинутыми на грудь.