Жена Болотного царя
Шрифт:
Ксэнар отступил, не поворачиваясь к Волчице спиной. Так и пятился, пока не вышел за черту капища. В абсолютной тишине, в которой не слышно было даже дыхания, мы любовались костерком.
Огонь медленно затухал, не прошло и пяти минут, как яркие языки пламени сменились белым, прозрачным дымом.
Я искренне надеялась, что это все, но моим надеждам, как это всегда бывает, не суждено было оправдаться.
Стоило потухнуть костру, как над котлом, невозможный и невероятный, вспыхнул синий огонь. В котле была вода, я это знала, сама видела,
И теперь эта вода горела, бросая жутковатые блики на возвышавшуюся над всеми нами богиню.
Я любовалась огнем, терзаемая любопытством и неуверенностью.
Можно ли будет спросить у Ксэнара, как это выходит? Почему вода загорелась? Или это не вежливо, и о таком в принципе не спрашивают?
— Принеси мне воды, — вдруг потребовал вожак, прерывая мои серьезные думы.
— А потерпеть ты не можешь? — огонь в котле горел ровным синим пламенем. Удивительное просто зрелище. — Тут сейчас же самое интересное должно начаться, не пойду я в дом за водой.
Ксэнар с загадочной улыбкой указал на чашу:
— Той воды.
Очень медленно и выразительно я перевела взгляд на вожака, потом снова на воду, которая все так же продолжала гореть.
— И зачем тебе та вода? — спросила, стараясь скрыть растерянность, но быстро поняла, что не это сейчас самое главное. Потому что, за водой-то меня все равно пошлют, даже если он на нее просто вблизи решил полюбоваться, но угольный круг, оставшийся от сгоревшего зерна, проходить не желает. — И в чем я ее тебе должна принести?
— В ладонях.
И вот вроде он не улыбался больше и выглядел предельно серьезным, но у меня все равно такое чувство было, словно надо мной издеваются.
— Чего?
— Огонь тебя не обожжет, — пообещал Ксэнар.
— Это потому что я Огневица?
Мой сарказм был встречен терпеливой улыбкой:
— Потому что ты часть стаи.
— Но…
— Воду нессси! — прошипела Ашша, выталкивая меня вперед.
Все как по команде уставились на психованную Огневицу, выскочившую из толпы, зрачки их в свете костров страшно бликовали.
И под этими взглядами я уже не смогла возмутиться, нашипеть на Ашшу в ответ и вернуться на свое место.
Отерев ладони о платье, я сделала первый, самый сложный шаг, старательно смотря исключительно на чашу и не поднимая глаз на волчицу, возвышающуюся надо мной.
Семь шагов вожака растянулись у меня на целых двенадцать. Я медлила как могла. Очень напрягал тот факт, что никто меня не торопит, все просто стояли и смотрели своими страшными глазами.
Как бы я не оттягивала неминуемое, котел оказался прямо передо мной. Наверное, стоило заподозрить неладное, когда я заметила, что жители одеты преимущественно в белое, а венки, что красовались на головах у некоторых девушек, были исключительно золотыми, ни одного красного листика, ни единой рябиновой грозди.
От огня не шло тепло, я не чувствовала его, даже когда протянула руки, почти касаясь синих язычков пламени, но это еще ничего не значило.
Опыт всех предыдущих поколений моих предков утверждал, что огонь жжется.
А ведь Сэнар сейчас спокойно в своей комнате сидит, скучает, наверное, немного. Обычно вечера мы посвящали групповому чтению. В том смысле, что я читала, а Сэнар и прибившаяся к нашему литературному клубу Ашша слушали.
А сегодня вот, я должна была руки в огонь совать. Дурацкие у оборотней все же праздники.
Показалось или нет, но сзади раздался недовольный глухой рык. Ксэнар меня поторапливал.
Закусив губу, я отчаянно пыталась совершить акт членовредительства, но руки упорно не хотели соваться в огонь. Мне казалось, что все смотрят на меня с осуждением, особенно Волчица, которую я уже как-то оскорбила, отказавшись смотреть, как ей в дар режут бычка.
Рык повторился.
Зажмурившись и задержав дыхание, я сунула руки в огонь, готовая в любое мгновение заорать. Ладони с брызгами вошли в воду, я сдавленно пискнула, лишь чудом подавив позорный, почти вырвавшийся из груди визг.
Вода была ледяной, и в первое мгновение показалось, что я действительно руки в огонь сунула.
Набрав полную пригоршню странной жидкости, я медленно отступила от котла, так же, как и Ксэнар, спиной вперед, но, в отличие от него, развернулась уже на третьем шаге, ступая медленно и осторожно, стараясь не расплескать воду, серебристую, какую-то непривычно густую, неохотно просачивающуюся между пальцами.
Чужих взглядов я уже не чувствовала, как и не ощущала странного, давящего напряжения, разлившегося над капищем в тот момент, когда я набрала воды.
Полностью сосредоточенная на том, чтобы не пролить даже капли, я шла прямо на вожака.
Никто не предупреждал, что мне придется делать, не озаботился просто объяснить, что случится, я не имела никакого понятия, как стоит себя вести, и все ли я делаю правильно, но, если судить по тому, что никто еще не хлопнулся в обморок от моего вопиющего пренебрежения традициями, все было в порядке.
До Ксэнара я добралась без потерь, не пролив даже капли на землю, и только встав перед ним, с дрожащими от напряжения руками, осмелилась поднять глаза.
Вожак улыбался той редкой, доброй улыбкой, которую сложно было увидеть на его лице.
Аж от сердца отлегло, стоило только увидеть эту его улыбку. Я справилась, я молодец, теперь можно будет с полным правом устраивать разборки и требовать объяснений. В конце концов, должна же я знать, почему меня никто ни о чем не предупредил.
— Сделай глоток, — серьезно потребовал он, прекратив улыбаться.
Пальцы дрогнули, но на землю не пролилось ни капли, а Ксэнар, спокойно встретивший мой ошалелый взгляд, с нажимом повторил: