Жена дитя
Шрифт:
У сэра Роберта были свои замыслы, когда он предложил это.
– О, нет, – ответил Свинтон, превосходно понимая баронета. – Я не настолько плох. Полежу на этом диване; а ты, Фэн, прикажи принеси мне бренди с водой! Присоединяйтесь ко мне, сэр Роберт. Я еще в состоянии выкурить с вами сигару.
– Вам лучше приложить к глазу устрицу! – сказал баронет, извлекая лорнет и разглядывая почерневший глаз. – Она сдержит «мышь», которая словно наползает на глаз. И черноту снимет.
– Отличная мысль! Фэн, пошли слугу за устрицей. Подожди: пусть принесет две дюжины. Съедите несколько, сэр Роберт?
Сэр Роберт решил, что не откажется. Устриц ему не очень хотелось, но это предлог для того, чтобы задержаться. Может, подвернется возможность остаться тет-а-тет с миссис Свинтон. Он едва получил такую возможность, как ему неожиданно помешали.
– Поужинаем заодно! – предложил Свинтон, который выпил бренди с водой и снова почувствовал себя человеком.
– Пусть слуга закажет три дюжины, моя дорогая. Получится по дюжине на каждого.
– Нет, не получится, – шутливо возразил баронет. – Если их будет три дюжины, кому-то достанется одиннадцать.
– Как это, сэр Роберт?
– Вы забываете, что одна устрица будет приложена к вашему глазу. А теперь, хорошо рассмотрев вашу мышь, я думаю, что потребуется два моллюска, чтобы остановить ее рост.
Свинтон рассмеялся шутке баронета. А что ему оставалось делать?
– Ну, пусть будут чертовы дюжины, – сказал он. – Это покроет все.
Были заказаны и принесены три чертовы дюжины.
Фэн проследила, чтобы на кухне их выложили и сопроводили необходимыми приправами; самую крупную положили на белую ткань, приложили к глазу супруга и тщательно завязали.
Свинтон ослеп на один глаз. Хоть сэр Роберт и скуповат, он отдал бы соверен, чтобы закрыли и второй!
Но из этого ничего не вышло; и вот троица села ужинать, а хозяин здоровым глазом посматривал на гостя.
И смотрел так упорно, что баронету вскоре ситуация наскучила и он захотел очутиться в своем клубе.
Он подумывал о том, чтобы извиниться и под каким-нибудь предлогом уйти; а может, стоит остаться и попытаться воспользоваться положением.
Но тут ему в голову пришла мысль.
– Этот тип иногда напивается, – подумал он, гладя через стол в единстенный – как у Циклопа – глаз хояина. – Если я его напою, удастся остаться с ней наедине. Можно ли это сделать? Стоит попытаться. Полдюжины шампанского хватит.
– Послушайте, Свинтон, – сказал он вслух, обращаясь по-дружески и фамильярно к хозяину. – Я никогда не ем устрицы без шампанского. Есть оно у вас в доме? Прошу прощения за такой вопрос. Конечно, это дерзость.
– Ничего подобного, сэр Роберт. Мне только жаль сказать, что в нашем погребе нет ни одной бутылки. Мы здесь живем так недолго, что я не успел запастись. Можно послать и…
– Нет! – прервал его баронет. – Я не могу этого позволить. Только если вы позволите мне заплатить за него.
– Сэр Роберт!
– Подождите, мой дорогой друг! Вы меня неправильно поняли. Я сделал такое предложение только потому, что здесь по соседству невозможно достать хорошее шампанское. Но неподалеку Винкворт. Там мой поставщик вина. Разрешите послать к ним. Это не очень далеко. Ваш слуга в кэбе привезет шампанское через пятнадцать минут. Но чтобы получить хорошее вино, заказ должен исходить от меня.
Хозяин был не из тех, кто обращает внимание на мелочи. Хорошее шампанское действительно не так легко раздобыть, особенно в окрестностях Сент Джонз Вуда. Он это знал. Вызвав звонком слугу, он позволил сэру Роберту сделать заказ.
Менее чем через двадцать минут посыльный вернулся и привез корзину лучшего «Клико».
Еще через пять минут открыли первую бутылку. И втроем: Свинтон, его жена и скуповатый джентльмен – принялись за нее. Впрочем, скуповатый джентльмен на этот раз не жалел о расходах: ведь они обещали ему удовольствие.
Глава LXVIII
Раздражающее затворничество
Прошла целая неделя, прежде чем мистер Свинтон после полученного наказания смог появляться на улице – при дневном свете.
Следы побоев на щеках сходили медленно; и хоть устрицу держали у глаза двадцать четыре часа, пурпурный полумесяц под глазом не исчез.
Пришлось оставаться в доме – и выходить только по ночам.
Боль была незначительной. Но досада невыносимая; и Свинтон отдал бы половину платы за свой шпионский труд, чтобы отомстить человеку, который так наказал его.
Но это невозможно. И по нескольким причинам. Прежде всего он не знает, кто это сделал. Знает только, что его обидчик был гостем Кошута, поскольку вышел из его дома. Сам он этого человека не видел; а подчиненный, который в это время вел наблюдение, его не узнал. Незнакомец, который никогда раньше не приходил – во всяком случае не приходил с начала наблюдения.
Но по описанию, которое дал подчиненный, и по собственным впечатлениям, по тому, что он разглядел в густом тумане – и почувствовал на себе, – Свинтон начал подозревать, кто бы это мог быть. Он не мог не подумать о Мейнарде. Странно, что он о нем думал. Но нет: правда заключалась в том, что он никогда о нем не забывал. Нелегко было забыть встречу в Ньюпорте. А была еще и встреча в Париже, когда Джули Гирдвуд проявила такой интерес к пленнику зуавов. Этот интерес не ускользнул от внимания ревнивого сопровождающего.
Свинтон знал о недолгой отлучке Джули из отеля Лувр и догадывался о цели этой отлучки. Несмотря на явное пренебрежение, которое она проявила к его сопернику на балу в Ньюпорте, Свинтон подозревал, что в глубине души она испытывает к нему склонность – втайне от матери.
Думая об этом, Свинтон испытывал ярость; ярость эта усиливалась при воспоминаниях об ином, более старом соперничестве, в котором этот человек превзошел его.
Быть побежденным в любовной интриге, трусливо уклониться от дуэли и наконец быть избитым хлыстом – три унижения, каждое из которых способно вызвать ненависть.