Жена для Чудовища, или Тайна рубинового цветка
Шрифт:
Но в одной из комнат есть в углу удобное кресло. Оно мне кажется таким уютным и удобным для чтения книг, что я принимаю решение.
– Эту, – указываю на левую и, сложив на груди руки, жду, когда Симус отнесет туда мои чемоданы.
– Рад, что сделал правильное предположение, – усмехается он. – Кстати, я распорядился приносить каждый вечер приключенческие романы. Ты же ведь их любишь?
Замираю на полушаге. Он снова напоминает мне, насколько хорошо изучил меня. Чувствую себя подопытным кроликом, реакции которого легко предугадать.
–
– Мелани, – раздается голос прямо за моей спиной, а на плечо ложится горячая тяжелая ладонь. – Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя пленницей. Так нужно сейчас, поэтому прошу тебя, постарайся получить от всего происходящего удовольствие.
В голосе впервые звучит какая-то мягкость, тепло, а не угроза и ирония, как это было до этого. Но нет! Я не поддамся.
– А что я должна думать и чувствовать, когда мной манипулируют? Когда я понятия не имею, что ты и твои люди сделают со мной и моим отцом, когда я уже буду не нужна? И в какие опасные и незаконные схемы я оказываюсь против моей воли включена? Нет уж. Ты не вправе требовать от меня того, чтобы я с радостью подыгрывала и делала вид счастливой женушки.
Ладонь Симуса скользит от моего плеча выше, отводя волосы и чуть задерживаясь у основания шеи, заставляя толпу мурашек пробегать по телу. Вздрагиваю, и он тут же убирает руку.
– Советую тебе сменить платье, поскольку при взлете может быть прохладно и выйти на палубу, – говорит мерзавец, как будто думает, что я действительно смогу получить удовольствие от путешествия. – Я встречу тебя там.
Слышу несколько шагов, пара из которых глушатся ковром, расстеленном посреди гостиной, затем щелчок двери, и на меня опускается тишина.
Глава 7
Хватаю подушечку с кресла и запускаю вслед Симусу. Ненавижу. Путешествие, которое должно было стать самым увлекательным и интересным приключением за всю мою жизнь, испорчено.
Да, эта каюта намного лучше и богаче, чем та, на которую я смогла накопить, но… Но для чего это все, когда я сейчас сама себе не принадлежу?
Открываю чемодан со своими платьями и перебираю их. Все они кажутся совершенно неуместными в этой обстановке: вот я, простая выпускница, дочь профессора, и вот вся эта позолота и дороговизна.
Не бьется. Мой отец хоть и считается практически незаменимым в академии, его содержание не идет ни в какое сравнение с ценностью его научных трудов. Если бы не мои скромные заработки, когда я подрабатывала в семьях богатых промышленников нашего городка, вряд ли бы я когда-то накопила на это путешествие.
И опять мои мысли, сделав круг, возвращаются к той же точке.
Так, Мелани, возьми себя в руки. Тебе нужно просто надеть одно из своих платьев, а что уж подумает этот Симус и как будет объяснять, что у него, такого щеголя, невеста одета в скромное серое платье – его проблемы.
Хоть во мне и кипит протест, но совету моего недомужа я решаю последовать и надеваю шерстяное платье с длинным рукавом и высоким воротником. Я бы с удовольствием накинула еще что-то сверху, но у меня из такого только плащ, а это уже слишком.
Перед выходом смотрюсь в зеркало и заправляю в прическу пару выбившихся золотистых прядей, покрепче прихватывая их невидимками, а потом надеваю шляпку. Уже в последний момент решаю захватить с собой свои четки, но понимаю, что их нет. Я их так и оставила в доме Говарда!
Настроение портится еще больше, а горло сжимает от обиды, а к глазам подкатывают слезы. Ну, нет! Я так просто не позволю заставить меня плакать.
Путь до палубы не занимает много времени, хотя будь на моем месте другая, она наверняка заблудилась бы: слишком много поворотов и разветвлений коридоров. Но моя врожденная зрительная память не раз выручала меня. От учебы, когда на то, чтобы подготовиться к экзамену, мне приходилось тратить в несколько раз меньше времени, до банального ориентирования в городе, когда я с легкостью находила дорогу, по которой хоть раз прошла.
Здесь, у бортиков уже толпится народ. На нашей, верхней, палубе – все пестрит от ярких платьев и вычурных шляпок. Моя скромная одежда была бы более уместна ниже, где у бортиков скопились более простой люд: мещане среднего достатка, возможно, какие-то мечтатели, долго копившие на путешествие, как я, и, видимо, слуги тех, кто стоит рядом со мной.
Ловлю на себе несколько удивленных, даже несколько брезгливых взглядов, но старательно игнорирую их. Мне многих этих дам даже жалко: они строят из себя знатных особ, а на самом деле почти всегда просто приложение к титулу и деньгам своего мужа, не более. Ни толком образования, ни каких-то навыков. Ничего. И слова поперек мужа сказать не могут.
Всегда боялась быть как они: мои родители, как я их помню, всегда были на равных, у них были общие цели, общие стремления. Идеальная семья. Которой не стало из-за того, что я нарушила правила. Одна ошибка, и… Болезненные воспоминания сжимают грудь, мешая вдохнуть. С тех пор у меня остается только отец. И я никак не могу позволить, чтобы с ним что-то случилось из-за меня…
На плечи ложится теплый камзол, пахнущий кожей и разогретой на солнце древесиной.
– Так будет значительно теплее, – раздается мягкий знакомый баритон над ухом. – Напомни мне на следующей стоянке приобрести тебе теплую накидку.
Веду плечами в надежде скинуть с себя камзол, но не выходит. Он приятной тяжестью обнимает меня, согревает и защищает от сквозняков, которые гуляют по палубе.
– Когда мы поднимемся, гондолу обнесут тепловым плетением, будет не так холодно прогуливаться. Сама увидишь, – Симус приобнимает меня, а я вся от этого внутренне напрягаюсь. – А сейчас будет самый захватывающий момент.
Где-то наверху, в дальнем конце дирижабля, раздается утробный скрежет, хруст, а потом по всему шару прокатывается гул. Толпа шумно охает и, кажется, затаивает дыхание.