Жена Кукловода
Шрифт:
Он произнес последнюю фразу таким тоном, что стало понятно – развивать эту тему он не намерен.
Девушка вернулась с подносом, на котором стоял высокий хрустальный графин, видимо с коньяком, три бокала, бутылка красного вина и ваза с фруктами.
Поставив все это на низкий кофейный столик, она, повинуясь небрежному жесту доктора, устроилась у его ног.
Людмила осторожно разглядывала ее: рыжие волосы, пышными волнами рассыпавшиеся по точеным плечикам, высокая красивая грудь, подчеркнуто выставленная напоказ узким корсетом, стройные ножки, обтянутые
Людмила поежилась от неприятного чувства и хотела уже отвести глаза, но с изумлением заметила, как Лили разглядывает ее мужа, бесстыдно, медленно проводя кончиком языка по полной верхней губе. Она явно флиртовала с ним. Людмила задохнулась от негодования. Она накрыла ладонью руку Руслана, лежавшую на подлокотнике, а когда он обратил на нее внимание, указала взглядом на Лили.
Руслан улыбнулся, давая понять, что заметил поведение девушки.
Продолжая, как ни в чем не бывало беседовать с Шталем, он словно невзначай заметил:
– Ваша очаровательная Лили видимо совсем недавно в своем статусе.
Шталь посмотрел на него удивленно, перевел взгляд на девушку, которая испуганно потупила глаза, и спросил с усмешкой, уже понимая, к чему клонит Руслан:
– Думаю, этот вывод ты сделал не без оснований?
– Конечно! – продолжил Руслан, все так же непринужденно. – Какой опытный сабмиссив позволит себе открыто разглядывать гостя своего господина, да еще флиртовать с ним?
Лили всхлипнула и обхватила руками колени доктора, шепча что-то невразумительное.
Он спокойно отстранил ее и строго приказал:
– Через час – в игровой. Ступай.
Лили побледнела, ее губы затряслись. Она еще раз судорожно всхлипнула, но потом все же взяла себя в руки и тихо исчезла.
Людмила вдруг поняла, что злорадствует. Ей стало стыдно за свой поступок и это чувство. Но все равно она не могла избавиться от неприязни к рыжей девушке.
Примерно через неделю они с мужем приехали в особняк на Шпалерной на очередное собрание сообщества.
За три года Руслан, или Кукловод, как его привыкли называть, приобрел некоторый авторитет как ученик Шталя, тем более тот всячески подчеркивал его особый статус. Иногда даже доктор просил Руслана исполнять роль арбитра в спорных ситуациях, поэтому к нему относились с уважением и почтением.
К ним как всегда подходили знакомые, уважительно здоровались с Русланом, ему представлялись новички. Людмила, с бокалом шампанского в руках, почти нетронутым, разглядывала толпу, как вдруг заметила знакомое лицо. Это была Ева. На ней был все тот же серебряный ошейник, только исчез медальон с вензелем Шталя. Она выглядела потерянной, и Людмиле стало ее жаль. Она вспомнила бесстыдные глаза новой сабочки доктора, Лили.
Она шепнула мужу на ухо «Я отойду?» и кивнула в сторону Евы. Руслан посмотрел, согласно кивнул, и она не спеша направилась через зал к девушке, присевшей на стул около стены в полном одиночестве.
– Здравствуй, Ева, - Людмила протянула ей руку, немного волнуясь, не зная, на какую реакцию девушки может рассчитывать.
Та посмотрела на нее и вдруг улыбнулась, словно старой подруге.
– Здравствуй. Только я не Ева. Я больше не ношу этого имени. Как и его ошейник. Меня зовут Анна. Можно просто Аня.
Она сказала это с такой грустью, что у Людмилы заныло сердце.
– Могу я присесть? – спросила она.
– Конечно! – ответила девушка.
Они неловко помолчали. Потом Людмила все же решилась.
– Но почему? Это он отказался от тебя?
Ева – Анна, вздохнула и тихо, с горечью произнесла:
– Нет. Я сама. Он представил вам свою новую рабыньку?
Людмила кивнула, и снова вспомнила наглые зеленые глаза рыжей Лили.
– Он сказал, что хочет еще одного сабмиссива. Мой хард лимит – моногамные отношения. Я отказалась продолжать на таких условиях. И ушла.
– Жалеешь? – спросила Людмила, почти шепотом.
Анна отвернулась, пытаясь проглотить подступившие слезы.
– Нет, – ответила она, справившись с собой. – Но… мне больно. Очень. Я действительно его боготворила.
– А с кем ты теперь? – Людмиле внезапно захотелось, чтобы у Анны все было хорошо.
– Пока в свободном плавании, - грустно ответила Анна, - не могу даже представить, как отдам себя кому-то другому. Я принадлежала ему больше четырех лет.
– А зачем тогда появляешься тут? – Людмила откровенно не понимала, зачем бередить себе раны, наблюдая за Шталем и его новой сабочкой.
Анна опять замолчала. Видно было, как ей тяжело говорить.
– Мне… так легче, - выдохнула она.- Не могу пока… совсем… не могу…
Ее губы задрожали, она отвела глаза и несколько раз судорожно вздохнула, подавляя слезы. Но несколько слезинок все же предательски скатились по ее щеке.
Внезапно Людмиле нестерпимо захотелось помочь этой девушке. Она обняла ее за плечи.
– Все будет хорошо, - сказала она, - слышишь? У тебя все будет хорошо. Ты что нибудь умеешь?
Смутилась, вопрос прозвучал двусмысленно.
– То есть… профессия. У тебя есть профессия?
Анна кивнула.
– Фотография… я фотограф.
– Можешь прийти ко мне в редакцию? Я дам адрес. Принеси свои работы. Покажем главреду. Журнал переживает не лучшие времена. Больших гонораров не обещаю. Но хороший художник-фотограф всегда пригодится.
Девушка посмотрела на нее с благодарностью.
– Спасибо. Да, думаю, что творчество - это то, что мне сейчас нужно.
Через два дня Анна Черкасская сидела в кабинете Людмилы и показывала свои работы. На фотографиях, в большинстве черно-белых, были самые разные люди – старики, дети, подростки, мужчины и женщины. Каждая фотография была совершенно особенной, в ней чувствовались настроение, душа. Анна и правда была очень талантливым художником.