Жена Кукловода
Шрифт:
Людмила было открыла рот, чтобы возразить, что Анна не подписывала договор с Кавериным и не была его сабмиссивом на момент скандала, но Руслан больно сжал ее руку.
– Позвольте, мессир, - уважительно произнес он, и она заметила, как губы Шталя тронула довольная улыбка, правда мимолетная.
Формально, Руслан не был уже учеником доктора, получив самостоятельный статус доминанта, имеющего постоянного сабмиссива. Поэтому такое обращение было для Шталя крайне лестным.
– Но девушка не подписывала с господином Кеем договора, к тому же, в переданном
Шталь сокрушенно вздохнул.
– Это версия, изложенная девушкой, не так ли? – проговорил он, - Господин Кей представил договор, подписанный днем ранее, где указано, что доминант вправе нарушать некоторые хард-лимит сабмиссива, в том числе запрет на публичные унижения, сексуальные действия в общественных местах и передачу сабмиссива другим доминантам. Под этим документом стоит подпись Анны Черкасской.
Людмила не верила своим ушам. Анна не могла их обманывать, это было очевидно. Значит, Каверин подделал документ.
– Она не подписывала! – не выдержав, воскликнула она.
Шталь не удостоил ее даже взглядом и снова обратился к Руслану.
– При наличии такого документа твой благородный поступок не может быть расценен, никак иначе, как оскорбление действием другого доминанта, члена сообщества. Я просто вынужден наложить на тебя взыскание.
Руслан помолчал, играя желваками на скулах. Он едва сдерживал свой гнев, Людмила чувствовала, как дрожат от напряжения его пальцы, до боли стиснувшие ее руку.
– Но что, если господин Кей подделал подпись девушки на договоре? – сказал он подчеркнуто спокойно.
Шталь покачал головой.
– Я, по известным причинам, прекрасно знаю руку Анны Черкасской. Это, несомненно, ее подпись.
К горлу Людмилы подступили слезы, она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться от обиды.
– Ну, тогда мне ничего не остается, - проговорил Руслан мрачно, - как отдать свою судьбу в ваши руки. Если мой поступок заслуживает порицания и наказания – значит, так тому и быть.
Шталь несколько секунд разглядывал хрустальный глобус на своем столе. Потом пристально посмотрел на Руслана поверх очков и сказал холодно:
– Я извещу вас о своем решении. Больше не смею задерживать.
И поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен.
Руслан порывисто встал с кресла, все также сжимая руку жены в своей. Уже уходя, он обернулся и произнес тихо:
– Наверное, я был плохим учеником, потому что поступил бы так, даже зная о существовании договора.
Шталь промолчал.
Вернувшись домой, Людмила первым делом набрала номер Анны. Но она не ответила ни на один звонок.
На работе она тоже не появилась, сказавшись больной. Дверь в ее квартире никто не открыл. Вечером на автоответчике она нашла сообщение от Анны. Всего из нескольких слов: «Простите меня… мне так жаль».
Через два дня Руслану пришло на электронную почту письмо, подписанное Шталем, как председателем Санкт-Петербургского сообщества, в котором сообщалось, что доминант, известный как Кукловод, за оскорбление доминанта, известного как Кей, оштрафован на сумму годового членского взноса и ему запрещено посещать мероприятия сообщества в течении полугода.
Само по себе наказание было крайне мягким. Но несправедливым. Руслан написал Шталю ответное письмо о том, что он более не желает состоять в сообществе.
Людмила слышала, как Руслану позвонил доктор, они о чем-то довольно долго беседовали, и их разговор был явно тяжелым. Но решения своего Руслан не изменил.
Она была даже рада тому, что им больше не придется участвовать в этих сборищах. Но видела, что муж расстроен и подавлен случившимся.
За ужином они не сказали друг другу и пары слов. Антон удивленно переводил глаза с отца на мать и обратно, не понимая, откуда взялось это напряжение. Людмила заметила это и стала расспрашивать его о школьных делах, об успехах в фотографии. Напряженность немного спала, но Руслан, все так же почти не принимал участия в разговоре, отвечая односложно и невпопад.
Убрав со стола, она отправилась в гостиную, где застала мужа в задумчивости у окна. Она обняла его сзади, прижалась щекой к спине и прошептала:
– Милый, зачем нам все это? Сообщество, Устав, сборища? Зачем?
Он обернулся, сжал ее в объятиях, зарываясь в волосы лицом, и ответил, тоже шепотом:
– Я думал, что все должно быть правильно. Но правила, по которым они играют, нам не подходят.
– Тогда почему ты так переживаешь?
Она искренне не понимала причин его подавленного состояния.
Он сжал ее лицо в ладонях и сказал горько:
– Нас больше никто не прикрывает. Ни Шталь, ни договор о неразглашении, который подписывают все, вступая в сообщество. Понимаешь? Если Каверину завтра вздумается сообщить твоему или моему начальству о нашем увлечении? Он мог сделать фотографии на собраниях.
– Но там нет ничего такого, - возразила Людмила.
– Сам факт нашего там присутствия уже компромат. Пока Каверин жаждет мести, мы не можем чувствовать себя в безопасности, – горько сказал Руслан, и у него на лбу залегла скорбная складка.
Людмила нежно разгладила ее пальцами.
– Пусть попробует.
– Моя смелая девочка, - улыбнулся Руслан, нежно целуя ее.
– Больше всего я боюсь, если каким-то образом эта информация дойдет до нашего сына, - продолжил он тихо.
И тут Людмиле стало по-настоящему страшно. Вздрогнув все телом, она прижалась к груди мужа и прошептала в отчаянии.
– Он не посмеет, не посмеет….
Еще несколько дней были отравлены сомнениями, страхами и попытками найти выход. Людмиле хотелось сбежать вместе с сыном на край света, туда, где никто и никогда не сможет ему навредить. Страшная мысль о том, что зайдя на свою страничку «Вконтакте», Антон увидит фото родителей на фоне групповой оргии, не давала ей покоя. Это все просто сводило ее с ума.