Жена Кукловода
Шрифт:
Обернувшись, Людмила увидела Каверина, смущенно отступившего к стене и Шталя, поднявшего с кресла дрожащую и заплаканную Анну. Потом доктор снял с себя пиджак и закутал в него девушку. Приподняв ее лицо за подбородок, тихо спросил:
– Девочка моя… хочешь вернуться?
Анна всхлипывала, едва держась на ногах. Не сразу, но до нее дошел смысл сказанного Шталем. Затравленно оглянувшись на Каверина, она сползла к ногам доктора, обнимая его колени, и прошептала, задыхаясь от рыданий:
– Да… Господин… Мастер… спасибо…
– Со всем уважением, председатель, - сказал Каверин, правда, не слишком уверенно.
– Не волнуйтесь, господин Кей, – прервал его Шталь холодно, - я пришлю вам замену.
Глава 14
По пути домой они не сказали друг другу ни слова. Людмилу трясло, словно в лихорадке, но она упрямо отстранила руку мужа, когда он пытался ее обнять. В груди снова разливалась горячая боль, в сердце будто воткнули тупую иголку. Но жаловаться Руслану она не захотела.
Ей было нестерпимо обидно и больно от того, что он оставил ее одну, зная, что Каверин обязательно выкинет что-то подобное. А еще ее не отпускало чувство, что в этом спектакле она была только статистом, пешкой.
Горячий, обжигающий кожу душ помог ей согреться и расслабиться, но боль в груди не уходила.
Едва слышно скрипнули пружины дивана, и теплые руки мужа обняли ее, крепко прижимая к себе, губы прошлись по шее, путаясь в еще влажных после душа волосах. В его объятиях было так хорошо и спокойно. Но она решительно отстранила его руки.
– Не надо, - сказала она тихо.
– Все прошло. Я с тобой, рядом, – Руслан развернул ее к себе, поцеловал в плечо.
– Спать хочу, - ответила она устало. Она и вправду чувствовала себя опустошенной, растоптанной. В голове вертелись жуткие картинки, она еще слышала стоны Анны и хриплое дыхание ее мучителей.
Руслан прикоснулся губами к ее виску, погладил по волосам. Людмила на ласку не отозвалась, просто закрыла глаза. Он обиженно запыхтел, отвернулся к стене.
«Ну и хорошо, пусть, - подумала Людмила и удивилась своему равнодушию.
Утром она проснулась разбитая, все тело болело, в груди все также сидела тупая игла. Буквально заставила себя встать, наскоро приготовила мужу завтрак и, бросив одну только фразу: «Неважно себя чувствую", снова легла.
Сквозь дремоту она слышала, как поднялся Антон, и как, понизив голос, отец сказал ему, что мама приболела, и чтобы он ее не беспокоил. У нее не было ни сил, ни желания вставать. Будто она была и вправду игрушкой, в которой кончился завод.
Руслан несколько раз, озабоченный ее состоянием, присаживался рядом, брал за запястье, считал пульс, пытался заставить померить температуру.
– Родная, может, придешь ко мне в клинику в понедельник? – наконец спросил он тревожно. – У тебя пульс неровный и частит. Кардиограмму бы снять.
– Все в порядке, - ответила она безразлично. – Со мной все в порядке.
– Не спорь, - произнес Руслан строго, - мне, как врачу, виднее.
В его голосе так явственно почувствовались нотки того, другого – доминанта Кукловода, что Людмила задохнулась от негодования.
– Ты не смеешь мне приказывать! – выкрикнула она зло, - Мы не в игровой! И я сейчас не твоя кукла Эль! Ты обещал – дома этого не будет!
– Но я не… - начал он немного виновато, но она уже не хотела его слушать. Напряжение, обида, боль от пережитого вчера прорвались и захлестывали ее горячей мутной волной.
– Как ты мог? Ты оставил меня… одну… с ним… Ты ведь знал, что так будет! Знал! Ты ушел специально, чтобы дать ему возможность сделать это с Анной! Сделать это со мной… Ты тоже мечтал вот так отдать меня этим похотливым скотам? Ты оставил меня и ушел со Шталем… Это все он… он подстроил все… Чтобы заставить Анну вернутся… Господи… как все подло.. как подло…
Она выкрикивала все эти злые, страшные слова и чувствовала во рту их металлический, горький вкус. Потом силы закончились и, зарывшись лицом в подушку, просто разрыдалась.
Он осторожно прикоснулся к ее плечу:
– Родная моя, это не правда. Ты же знаешь.
Она зло дернула плечом, скидывая его руку.
– Оставь меня, - всхлипнула она сквозь рыдания, - пожалуйста… Оставь меня в покое…
Вечером она решилась на серьезный разговор.
Руслан сидел на диване, безучастно переключая каналы телевизора. Антошка, притихший и встревоженный, закрылся у себя в комнате.
Она села рядом с мужем и произнесла хрипло, но твердо:
– Я больше не хочу иметь ничего общего с этими играми. Слышишь? Ничего. Ты должен позвонить Шталю и сказать, что мы уходим. Нам нужно забыть это все как страшный сон. Правила, собрания, нашу студию. Все.
Руслан посмотрел на нее. В его серых, таких родных и любимых глазах она надеялась увидеть понимание, нежность, любовь.
Но там была только боль. А еще разочарование.
– Ты хочешь перестать играть? Хорошо. Это твое право, я ни за что не посмею принуждать тебя, – он говорил совсем не те слова, которые она хотела услышать, и она цепенела от ощущения холодной жестокой ладони, медленно, но неотвратимо сжимавшей ее внутренности. – Собрания. Мы и так туда не ездили последние месяцы. Вчера кое-что изменилось. Ты не захотела меня выслушать.
Людмиле вдруг стало страшно и тоскливо. Она больше не ощущала рядом с собой близкого и родного, надежного и нежного, влюбленного в нее, как и пятнадцать лет назад, Руслана. Несмотря на то, что они были дома, а не в студии, и на ней не было наручников, она снова ощутила себя куклой. Ее Господин, ее Кукловод был разочарован в своей игрушке, которая вдруг посмела не подчиниться. Иллюзия, что их странные игры оставались только в стенах их студии на Петроградке, рассеивалась, обнажая неприятную и жестокую правду.