Жена на полставки
Шрифт:
На меня знакомо смотрели злые темные глаза Эдиллии. Но на сей раз кроме ее личика и ладони Грэгори отреставрированным выглядел целый угол портрета. Гладкая, ровная поверхность охватывала голову моей предшественницы, тонкой полосой поднималась по руке мужа и расползалась по его плечам, торсу, шее, подбородку и левой щеке. Всю остальную часть картины по-прежнему покрывала сеть мелких трещин, делая изображение похожим на змеиную чешую.
Изменения вызвали у меня недоумение и досаду. Неужели Грэг ночами терпеливо восстанавливал семейный портрет, довольно улыбаясь достигнутым результатам? Так не проще ли было отдать свое сокровище в мастерскую, чтобы процессом занялся специалист? Или нарисованная рыжая слишком большая ценность, чтобы отдавать ее в чьи-то, пусть более умелые, но чужие руки?
Я уже хотела убрать рамку на место, но, пошевелившись, чтобы встать, задела бедром зеркальце. Мысль взглянуть на семейный портрет с помощью Соэриного артефакта показалась занятной. Я предполагала, что увижу следы магии на гладкой части, но все оказалось совершенно наоборот. В отражении картина была одинаковой по всей поверхности, а все видимые без помощи артефакта повреждения оказались мерцающей пленкой полупрозрачной зеленой слизи, прошитой черными прожилками, которые словно лепестки цветка расходились из черного сгустка, расположенного над грудью Эдиллии.
Гадать, что это, можно было сколько угодно, я же, подумав, решила просто спросить. Почему бы и нет, в самом деле? Предлог для поисков у меня был более чем весомый, и совершенно не было необходимости признаваться, что я уже не в первый раз влезла в тайник мужа. Просто увидела магическую нить на стене, просто проявила любопытство. Не убьет же меня за это Грэгори?
Закрыть нишу оказалось не так-то просто — я водила пальцем то вверх, то вниз по узору, пыталась сдвинуть панель, но все было напрасно. Наконец, утомившись бороться с неподатливым механизмом, я стянула с рук защитные перчатки, налила себе воды из приправленного неведомыми чарами графина и с бокалом в руках устроилась на кровати. Под спину подсунула для удобства пару подушек, а портрет положила на колени. Разница между видимым изображением и его отражением в артефакте меня завораживала. Я машинально поглаживала рамку, ощупывая выступы и впадинки резьбы, и размышляла о том, что же, кроме странной магии, сеткой трещин лежавшей на картине, кажется мне не так.
Так и не поймав ускользающую мысль, я переключилась на придирчивое изучение внешности Эдиллии. С неудовольствием признав, что предыдущая лэй Брэмвейл была красива, я отметила неприятный взгляд, капризность, проскальзывающую в выражении лица, и слишком уж яркие, почти вульгарные волосы. Бесспорно, в рыжей было во что влюбиться, но неужели Грэгори не заглядывал дальше смазливой оболочки? Или просто портретист попался не из лучших? Последнюю версию опровергало неимоверное сходство рисованного Грэга с оригиналом. А может, художник питал к Эдиллии личную неприязнь? Сбоку послышался резкий щелчок, я вздрогнула и повернула голову, палец, соскользнув с рамы, коснулся рисунка. Руку пронзило холодом, в глазах потемнело, я еще успела заметить, как возвращается на место, закрывая нишу, панель, и утонула в беспамятстве.
Чернота то рассеивалась грязно-серым туманом, то опять сгущалась, пока не исчезла в один миг, словно кто-то одним рывком поднял занавес. Я все так же лежала на кровати, но комната явно была другой. Полог отсутствовал, а потолок радовал глаз изящным орнаментом. Я попыталась пошевелиться — руки и ноги хоть и ощущались странно легкими, но двигались привычно. Осторожно, чтобы вдруг не потерять сознание еще раз, я села и огляделась по сторонам. На резных столбиках кровати были закреплены глубокие чаши с фасваровой крошкой, а с потолка на цепи спускалась трехъярусная люстра с пляшущими в прозрачных сферах язычками белого пламени.
Тяжелые, окаймленные витым шнуром, шторы красовались слева и, вероятно, скрывали за собой окна. Справа выстроились три одинаковых шкафа, а в промежутках между ними висели два огромных зеркала. В центре дальней стены была массивная двустворчатая дверь, а по бокам от нее две двери поменьше. Преобладание зеленого в интерьере навевало приятные ассоциации с ухоженным, только что умытым ливнем садом, темные деревянные поверхности лишь усиливали сходство, а небольшие вкрапления позолоты добавляли обстановке роскоши. У того, кто выбирал все это, определенно был хороший вкус.
Средняя дверь распахнулась, и в спальню шагнул Грэгори. Лицо его было сильно осунувшимся, если не сказать изможденным, а на черной форме охотника пятнами осела белесая пыль.
— Ты еще не спишь, дорогая? — негромко спросил он.
Только обрадовавшись приходу мужа, я запоздало испугалась — одна, в незнакомом месте, в чужой постели, — но раз Грэг здесь, значит все хорошо и совершенно не о чем, беспокоиться.
— Тебя жду! — улыбнулась я, мимолетно отметив, что голос прозвучал как-то странно, будто раздвоившись.
— Не стоило, — отозвался мужчина, расстегивая куртку. Бросив ее на пол, он подошел, сел на край кровати и посмотрел на меня. — Тебе нужно больше отдыхать, солнышко.
Непривычное обращение неприятно кольнуло, но я отмахнулась от него, как от надоедливого насекомого. Разве важно, как именно Грэг назвал меня, когда он такой измученный и печальный? Мне вдруг неимоверно захотелось разгладить морщинку между его бровями, дотронуться до чуть запавшей щеки, обнять. Я рванулась вперед, подняв руки, чтобы обвить ими шею супруга, он тоже подался по мне… но тут поток холодного воздуха с силой толкнул меня в спину, и я, сама не поняв как, распласталась на полу. Поспешно перевернулась, то ли от резкого движения, то ли от падения пред глазами все плыло. Когда зрение обрело прежнюю четкость, я с изумлением уставилась на склонившегося над кроватью Грэгори, по его плечам бесцеремонно шарили чужие ладони, чужие пальцы скользили по его затылку. Нисколько не стесняясь присутствием жены, мой муж целовал какую-то рыжеволосую девицу.
— Грэг! — возмущенно воскликнула я, но он никак не отреагировал. — Прекрати немедленно, — заорала я, вскакивая.
— Солнышко, я устал, — произнес мужчина, отстраняясь от своей рыжей. — Не сейчас.
— Что? — выкрикнула я, и мне вторил, словно эхо, другой голос — высокий, мелодичный, но с нотками зарождающейся истерики.
— Кто она? — почти сорвавшись на визг, завопила девица, стукнув Грэгори кулаком по плечу.
— Кто я? Это ты кто! — возмутилась я.
— Ты должен любить только меня, — вцепившись в ворот рубашки мужа, заявила рыжеволосая, в ее темных глазах блеснул узкий зеленый зрачок, а из кончиков пальцев полезли тонкие черные шипы. Несколько мгновений я в ужасе смотрела, как эти колючие отростки впиваются в шею Грэга, как ручейки крови расчерчивают алыми полосами белую ткань, а потом бросилась на помощь.
— Пусти его, пусти! — вопила я, пытаясь схватить девицу за волосы и оторвать от мужчины, но мои руки проходили и сквозь нее, и сквозь Грэгори, словно они были всего лишь иллюзией. Или это я была иллюзорной? Муж тоже боролся, стараясь освободиться из кровавых объятий, но молчал. Наконец ему удалось разжать шипастые конечности рыжей. Почти так же, как и я чуть раньше, словно отброшенный сильным порывом ветра, Грэг отлетел в сторону и рухнул на пол, а я смогла рассмотреть ту, что располосовала его не хуже бешеной шаеры.