Жена на полставки
Шрифт:
Я не сомневалась, но не могла понять, зачем? Не говоря уже о том, что большую часть сложных предметов и механизмов, например шипы, создают члены кручара, лучшие из них — наша единственная защита от калфов. Порождениям разлома могут противостоять только они. Ну и, конечно, повелители. И тут опять получалась несуразица — желтоглазые властители покровительствовали чародеям и только им. Получается, что тот, или скорее те, кто затеял всю эту охоту на охотников, пошел против существующего порядка вещей как такового. Но ведь это бессмысленно — повелители бессмертны и всесильны! Только им подвластно чтение мыслей и памяти, внушение и способность управлять чем угодно — будь то камень, металл, растение или человеческое сердце. Не подчиняются им только калфы. Так может все дело
В темноте за стеклом вдруг мелькнуло золотистое пятно, и я вздрогнула, чуть не свалившись на пол. Но это оказался всего лишь отблеск от сафирового светильника, с которого сняли колпак.
— Чего сидишь? — уперев руки в бока, прошипела Хайда. — Переодеваться кто будет? Мужик уже заждался, скоро салфетку грызть начнет.
Увлекшись своими рассуждениями, я совсем потеряла счет времени, а умыться и сменить одежду действительно следовало. И в столовую спуститься тоже было необходимо — ошарашенная словами Грэгори, я совсем забыла поделиться с ним отдельными моментами своих приключений и избранными фрагментами услышанного. Я заметалась по комнате — от шкафа к ванной, от ванной к кровати, от кровати обратно к шкафу. Лихорадочная беготня сопровождалась бурчанием кайры, о том, какая я непутевая жена и хозяйка, и что допрыгаюсь я непременно, в самом скором времени оставшись без мужика — потому как хуже ушастого мужа, только муж ушастый и голодный.
За окном раскатисто загромыхало, и блеснула первая молния. Бросив на себя последний взгляд в зеркало, я только в этот момент осознала, что зачем-то нацепила вместо пижамы и халата удобное, но нелюбимое из-за цвета синее домашнее платье и распустила волосы. Глаза возбужденно блестели, а на щеках розовел румянец, такой яркий, как будто у меня был жар. Из-под косо срезанного рукава предательски виднелся кончик алой ленты и ключом, но переодеваться еще раз было уже некогда. Я вытащила из шкатулки массивный браслет и, придавив им мэйм, вышла из комнаты. Вприпрыжку, словно маленькая девочка, преодолела пять лестничных пролетов да так и застыла на последнем, услышав мерный стук дверного молотка. Из столовой шагнул Грэгори, посмотрел на меня, жестом велел оставаться на месте и подошел к двери. На его правой ладони стремительно вырастал огненный шар, а пальцы левой плавно проворачивали рычажки закрытого на ночь замка. Створки, беззвучно качнувшись на хорошо смазанных петлях, распахнулись, явив взглядам троих зрителей (в лице меня, Брэмвейла и спускавшейся за мной Хайды) облезлую крысу. Синеносую от холода костлявую крысу в насквозь промокшем синем костюме.
Стыдно признаться, но в первые мгновения я лишь беззвучно открывала и закрывала рот, как вытащенная из воды рыба, и с силой, будто чью-то тонкую шейку, стискивала перила. Муж тоже многословностью не отличался, но его хватило хотя бы на изумленный возглас «Риада?», я же не сумела и этого. Лица Грэга, стоявшего спиной к лестнице, я не видела, но застывшая в воздухе рука с тающим на ней магическим снарядом, была более чем выразительна. Молчала и Лэй Дзи — лишь жалко хлюпала носом и нервно теребила полу расстегнутого жакета. За ее спиной лило, как из дырявого корыта, и то и дело мелькали вспышки молний. Дар речи вернулся ко мне лишь после презрительно хмыка со стороны Хайды — кайра с присущей ей толстокожестью единственная не растерялась при виде поздней гостьи.
Вместо обсуждения важных сведений и накопившихся за последние дни вопросов за ужином пришлось вести светскую беседу. Между тем, чтобы отправить несчастную крошку, у которой (конечно же, совершенно случайно) вдруг сломался шип неподалеку от Брэм-мола, в Латию в сопровождении супруга, и предоставлением ей комнаты на ночь я выбрала второе. Рассчитывать на услуги наемного транспорта в такой час и по такой погоде не приходилось, Цвейг еще не достиг совершеннолетия и не имел права управлять каменным конем, а воспользоваться одним из «жителей» нашего шипария лэй Дзи «было неловко». Вваливаться уже ночью в
От мысли, что эта синюшная девица окажется наедине с моим мужем в тесном пространстве салона, мне сразу же захотелось украсить ее бледное личико парочкой царапин, а лучше всего таким же разноцветным отеком, как у Эрика. Поэтому пришлось изобразить радушную хозяйку. Дежуря под дверью гостевой спальни, куда крошка Ри была отправлена согреться в ванной и переодеться, я искренне завидовала кайре. Никакое воспитание и никакие правила приличия не помешали бы той вышвырнуть нахалку под дождь, да еще и проводить парочкой пинков, о чем Хайда и бубнила все то время, что понадобилось Риаде на приведение себя в нормальный вид. Подпирать стенку собственного дома, чтобы предотвратить возможные прогулки лэй Дзи по другим помещениям, и без того было неприятно, а пропитанные ядом комментарии еще больше подогревали раздражение и злость.
В результате, к моменту возвращения на первый этаж я уже буквально кипела и ждала только повода, малейшего повода, чтобы закатить грандиозный скандал. Незваная гостья, похоже, все-таки уловила мое настроение и, спускаясь впереди меня по лестнице, то и дело вздрагивала и втягивала голову в плечи. Вернее, в бесформенный ворот старого застиранного свитера — я даже не знала, что в недрах моего шкафа прячется что-то подобное, и подозревала, что кайра пожертвовала крошке Ри часть гардероба Альмы.
Заждавшийся нас Грэгори, которому все то же воспитание помешало поесть в одиночестве, застольную беседу (больше похожую на монолог) поддерживал сам, старательно придерживаясь общепринятых тем. Я даже не подозревала, что можно целый час разглагольствовать о дожде. Наконец, приличия были соблюдены — накормленная и обогретая девица вежливо отправлена в выделенную комнату, под дверью которой пообещала бдить всю ночь верная Хайда. А мы с мужем, так и не поговорив, разошлись по своим спальням.
Раздражало все — мэйм, щекотавший запястье так, что я расчесала кожу до красноты; все еще бушевавшая за окном гроза; занавески, которые давно пора было сменить; слишком мягкая подушка и слишком жесткий матрас; чересчур тяжелое одеяло. Я второй раз за вечер переоделась, полежала немного, походила туда-сюда по комнате, посидела на подоконнике, всматриваясь в дождливую темноту, попробовала читать, но мозг отказывался воспринимать текст, опять улеглась, закрыла глаза и попыталась расслабиться. Сон не спешил принимать меня в свои объятия, более того — он бежал от меня и прятался за глупыми идеями. То мне хотелось пойти и проверить, как там себя чувствует почетный караул у покоев хитростью проникшей в Брэм-мол противницы, то одолевал порыв безрассудно выскочить на улицу за хранящимися в углу шипария инструментами и заколотить охраняемую спальню до утра, ну или хотя бы закрыть снаружи на ключ. Конечно же ничего подобного я бы не сделала, но так хотелось. В голову лезли яркие образы: вот Риада в обкромсанной ножницами до середины бедра ночной рубашке выглядывает из гостевой спальни и сдувает с ладони в лицо возмущенной Хайде серый порошок. Кайра оседает на пол, а наглая девица, потряхивая крашеными патлами, бодро скачет по коридору к хозяйским покоям и выстукивает незатейливый мотивчик. Грэгори открывает и пучеглазая крошка впархивает в его объятия. Приставляет к голове ладони и двигает ими, словно шаера ушами, а муж, обнимая гадину, влюблено смотрит на нее и идиотски хихикает.
Последнее видение оказалось и последней каплей — я резко села в кровати и стукнула кулаком по одеялу. Нет, мне было решительно все равно, что Грэг не хранит мне верность, в конце концов, это оговаривалось изначально, но позволить делать из меня дуру, смеяться за моей спиной? Ну уж нет! Я подскочила и решительно направилась в гости.
Запала хватило ровно на то, чтобы без предупреждения распахнуть дверь и… вмиг растеряв всю уверенность, растерянно застыть на пороге. Муж сидел на краю кровати и разглядывал что-то с мечтательной улыбкой. С нею же он повернул голову в мою сторону — мягкое выражение его лица было настолько непривычным, что и сам мужчина казался каким-то чужим.