Жена напрокат
Шрифт:
Я отошла, но, разговаривая, периодически оборачиваюсь и вижу, как Белозерский беседует со своей Сабиной.
Может, уехать? Взять такси и умчаться в дальние дали, чтобы не мешать двум влюбленным наслаждаться друг другом. Мы, конечно, помолвлены, но ведь фиктивно. Герман хочет Сабину. Не буду ему мешать. Они очень мило смотрятся. Такие оба красивые и стильные. Одежда дорогая, и аксессуары шикарные. Великолепная пара. А как тянутся друг к другу. М-м-м… Ромео с Джульеттой позавидуют.
Отворачиваюсь, расстроившись.
Больно. Обидно
— Аня, ну ты где?
Ничего не отвечаю и, зажмурившись, принимаю решение. Не хочу я на них любоваться. Должна. Но не получается. Уеду, и точка.
— Со мной всё хорошо. Я сейчас приеду домой. Просто задержалась по работе. Очень много дел. Прям навалилось одно на другое и третье сверху.
И, когда я уже планирую повесить трубку и заняться приложением такси,
на мою талию ложится тяжёлая ладонь. Тритон выхватывает телефон.
— Здравствуйте. Это Герман Игоревич Белозерский. Аня со мной, не переживайте. Я её через пару дней верну.
Пара дней?! Мои глаза округляются, а Герман смеётся. Кажется, мой отчим случайно назвал его тритоном. Боже мой, какой стыд.
— Да, он самый. Не волнуйтесь. Всё будет хорошо.
Я в таком шоке, что никак не могу отреагировать. Ведёт себя будто мой настоящий жених.
Несколько ночей в постели с тритоном?!
Я планировала как-то перекантоваться, случайно уснуть в ванной или задрыхнуть в кресле-качалке на балконе. Но несколько ночей подряд спать в душевой кабине не получится. Заподозрит!
Волнуюсь, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации, а в это время его рука уже не просто лежит на моей талии, она шевелится и поглаживает. Сложно беситься и собираться домой, когда тебя ласкают.
Эта новая тактика мне совсем не нравится. Она опасная. Я могу растаять.
Босс прячет мой телефон в карман своего пиджака. Разворачивает к себе лицом, обнимает двумя руками и целует в висок, нашептывая:
— Куда это ты собралась, дорогуша?
— А что это вы такое со мной делаете, босс?
— Обнимаю.
— Губами?
— Имею полное право, я — жених. — Снова прикасается к виску.
Тепло его дыхания согревает мою кожу, рассыпая по ней приятные мурашки.
— Так не пойдет, Тритон Игоревич, — путаюсь в словах и чувствах. Мотнув головой, поправляю себя: — Герман Игоревич, я хочу составить чёткий договор и аккуратно прописать в нём все пункты, — хриплю, в полный голос не получается, — потому что, как мне кажется, вы пересекаете допустимые границы. Мы договаривались без рук, а вы вообще с ума сошли. Творите какое-то бесчинство.
Поворачиваю голову, а Сабины нигде нет.
— Ваша любимая ушла, для кого этот спектакль? А-а-а, я поняла, — с трудом отлепляюсь, заглядываю ему в глаза, — у подъезда к дому натыканы камеры, и ваш папа сейчас смотрит в экран!
Тритон улыбается и не сводит с меня глаз, молчит. Ну и что это значит? Не могу
— Отпустите, Герман Игоревич, на нас смотрят водитель и мужик в сером пиджаке, имя которого я благополучно забыла. Вы меня сбиваете.
Но, вместо того чтобы выполнить мою просьбу, тритон поднимает вторую руку выше и, зарываясь в волосы, массирует затылок. Как же приятно. Я таю как свеча, и дело не только в том, что на улице уже прохладно и Белозерский создаёт дополнительное тепло. Просто этот гад такой крепкий, большой и сильный и явно умеет обращаться с женщинами, что я… ох.
Он не тритон, он хамелеон. Я вообще не понимаю, что ему нужно. Совсем меня запутал. Пробраться бы ему в голову и узнать, что у него на уме.
— Пойдём, я покажу тебе нашу комнату. — Выпускает из объятий, но, соединив наши ладони, переплетает пальцы.
— Послушайте, Герман Игоревич, я что-то плохо себя чувствую. Видимо, аппендикс по новой воспалился. Вы тут сами доиграйте, без меня, ладно?
— Не может воспалиться то, чего нет. Пойдём, Ань.
— Не могу.
— Трусишь?
— Не хочу мешать вашему счастью.
— Ты про кучу денег в наследство?
— Я про кучу ботокса и накладных ногтей.
— Ох, Аня-Анечка! — качает головой, усмехнувшись.
— У меня есть план, Герман Игоревич. Гавриила нет. Вам сам бог велел приударить за Сабиной. Я вам только мешаю. Скажите папе, что у меня рейс в Воркуту.
Герман смеётся громче.
— Что ты такое говоришь, Аня, я вообще-то помолвлен и собираюсь жениться.
— Вы хитрый и отлично притворяетесь. Вы хотите получить наследство, и вам плевать на наши с Сабиной чувства. Мне неудобно мешать великой любви. Я еду домой. Всё!
Герман щурится. Веселится.
Не понимаю, он что-то испытывает ко мне или притворяется? Его прикосновения такие настоящие и будят во мне запретные чувства. Я не хочу, чтобы он мне нравился, и ещё больше не хочу ощущать вожделение к человеку, который мечтает о Сабине.
Надо было выйти на кольце: устроить истерику, попроситься наружу. Не ехать сюда. Упираюсь.
А Герман, устав уговаривать, закидывает меня на плечо.
Это так на него непохоже, что я впадаю в ступор!
Повисаю на нём, как тряпка на сушилке для белья.
— Босс, признайтесь, вы что-то тяпнули в машине? Выпили из той серебристой Диминой фляжки? Я никому не скажу! Это не вы, босс!
Молчит, просто несёт в дом, посмеиваясь. Мы заходим внутрь. Пытаюсь спасти ситуацию.
— Здравствуйте, я Аня, — улыбаюсь женщине в костюме горничной, которую вижу вверх ногами. — Герман Игоревич мой жених. Мы помолвлены. Я устала, не могу идти сама. Видимо, синдром Лериша разыгрался, совсем замучил окаянный. Это нечасто встречающаяся болезнь, она проявляется в формате хромоты, когда болит одна из ног. Но в такие минуты Герман мне всегда помогает. Заботится.