Жена палача
Шрифт:
Иногда из гостиной выскальзывали бесшумно и по очереди фьер Азуле и врачи королевской гильдии, но на все наши расспросы был один ответ: пока ничего нельзя сказать наверняка.
– Что это за доктора, если ничего не знают? – злилась Лилиана. – Не доктора, а докторишки!
А я подумала, что не известно, что страшнее – вот так ждать, ещё на что-то надеясь, или узнать… правду. Врачи прятали глаза, когда говорили с нами, и у меня сжималось сердце, потому что точно так же вели себя врачи, наблюдавшие мою маму в последний год её
Уже в сумерках примчался промокший до нитки Элайдж Сморрет.
– Приехал сразу, как узнал, - сказал он, бросаясь ко мне. – Как фьер Монжеро?
– Еще ничего не известно, - ответила я. – Они там с утра. И тётя там. Но нам ничего не говорят.
– Будем надеяться, что всё обойдётся, - Элайдж осторожно взял мои руки в свои. – Вы замерзли, Виоль. У вас пальцы ледяные.
– Мне не холодно, - сказала я истинную правду.
Какой холод, если с дядей беда?..
Гром ударил прямо над нашим домом – так что стекла в окнах зазвенели.
– Фу ты, настоящая буря, - произнес Элайдж. – Даже я струхнул.
В это время голоса врачей за дверью гостиной зазвучали громче, и мы все услышали, как фьер Азуле несколько раз с ожесточением повторил: полная ампутация! немедленная ампутация!
Лилиана ахнула, прижав ладони к щекам, а мне показалось, что вслед за громовыми раскатами дрогнула земля.
– Еще ничего не известно, - попытался утешить нас фьер Сморрет, но и он выглядел подавленным.
Спустя несколько минут из гостиной появилась тётя – измученная, бледная до синевы. Лилиана вскочила, уступая ей место, а Элайдж и я взяли тётю под руки, усаживая.
– С вашим дядей всё очень плохо, девочки, - сказала тётя, и из глаз её полились слезы. Они текли по щекам, падали на светлое утреннее платье, но тётя этого не замечала. – Руку надо ампутировать, я дала согласие, чтобы Клода готовили к операции.
Лилиана горько покачала головой, Элайдж понурился, а я встала на колени возле кресла, в котором сидела тётя.
– Отрезать руку? – спросила я дрогнувшим голосом, потому что самое страшное свершилось, но поверить в это было невозможно. – Тётя! Как – отрезать?!
– Кости повреждены очень сильно, - тётя закрыла глаза, откинувшись на спинку кресла, а слезы всё лились и лились. – Врачи говорят, что другого выхода нет. Иначе… иначе начнется гангрена, Клод может умереть.
Мы все замерли от этих слов, и неожиданно для самой себя я сказала:
– Надо позвать мастера Рейнара.
Лилиана уставилась на меня удивленно, а тётя медленно открыла глаза.
– Надо отправить за ним, - повторила я, потому что лицо тёти прояснилось, и у меня словно прибавилось сил. – Помните, вы говорили, что мастер вылечил фьера, который пострадал на охоте?
– Я позову Самсона, - сказала тётя, оживая.
– Я сама позову, - Лилиана помчалась к комнатам прислуги.
Вскоре появился кучер, но вид у силача Самсона был вовсе не бравый.
– Можно и палача позвать, - сказал он угрюмо, когда тётя попросила его съездить к дому мастера Рейнара, - но по такой погоде это – чистое самоубийство. Там гроза, как в аду. И дорогу, поди, размыло. А если прорвет плотину, как прошлой ночью?
Не подействовали ни уговоры, ни обещания заплатить.
– Я за фьера – и в огонь, и в воду, - заявил кучер, - но только если со мной что-то случится – свалюсь в реку или получу молнией по макушке, никто не позаботится о моих малютках. Вы уж простите, фьера Аликс. Да и зачем вам палач? К вашим услугам королевские доктора.
– Да, конечно, - прошептала тётя, ещё больше бледнея.
Она теперь походила на тень самой себя, и у меня не было сил наблюдать за этим.
– Фьер Элайдж, - отозвала я Сморрета-младшего в сторону, чтобы нас никто не услышал. – Вы приехали в карете?
– В коляске, - ответил он и сразу понял, куда я клоню. – Даже не думайте, форката Виоль. Ваш слуга говорит верно - это безумие, ехать в такую погоду. Надо дождаться утра. Как раз и гроза утихнет.
Я не стала с ним спорить и опустила глаза, скрывая разочарование.
– Не считайте меня трусом, - зашептал он, - но до холма идет грунтовая дорога. Вы не представляете, во что она превращается в ненастье! Лошади там точно не пройдут.
– Хорошо, поняла вас, - кивнула я.
– Очень на это надеюсь, - сказал Элайдж серьезно и попытался взять меня за руку, но я уклонилась.
– Пойду, приготовлю тёте кофе, - сказала я, отступая в сторону кухни. – Вам приготовить, фьер?
– Не откажусь, - согласился он. – Мне, пожалуйста, без сливок и сахара.
Я кивнула, и сделала вид, что ухожу в кухню, но как только Элайдж обернулся к тёте и Лилиане, я на цыпочках пробежала по коридору к входной двери, придержала колокольчик, чтобы не зазвенел, и выскользнула из дома.
Плащ я решила не брать, чтобы меня не остановили, когда буду бегать в свою комнату и обратно, и сразу же пожалела об этом – уже на крыльце дождь промочил меня до нитки, а ветер пробрал до костей. Еще вчера деревья стояли в золотой листве, а солнце грело совсем по-летнему, но в эту ночь осень заявила свои права на Сартен.
Гроза не утихала, и в блеске молний я видела, как гнутся ветви деревьев, за несколько часов потерявших свою листву.
Сердце трусливо сжалось и словно кто-то подсказал вкрадчивым голосом: а надо ли?.. мужчины побоялись выйти из дома в такую погоду, а ты решила бросить им вызов и показать, какая ты героиня? А что если пропадешь по дороге? И будешь лежать где-нибудь в луже, в грязи, наказанная за глупость и гордость?
Но я встряхнула головой, стараясь не думать о страшном, и побежала в сторону конюшни. Что бы ни произошло, я должна попытаться. Обязана. Дядюшка сделал нашей семье столько добра, что я не могу сидеть сложа руки.