Жена палача
Шрифт:
– Вам щедро заплатят, - продолжала я горячо и быстро. – Клянусь, обязательно заплатят, мастер Рейнар! Сколько скажете! Я отдам вам всё моё приданое, а дядя положил в банк на моё имя сто сольеров!
Я напрасно ждала ответа – палач молчал, и это привело меня в отчаяние. Да что же ему нужно?! Сколько он берет за помощь?!
Светильник в стенной нише освещал нас со стороны, и я увидела, как вспыхнули под маской глаза, а потом палач посмотрел на мою грудь.
Я растерянно опустила голову, проследив его взгляд.
Промокшее
Первым моим порывом было прикрыться, и я обхватила себя за плечи, закрывая груди, но опомнилась и убрала руки. Лилиана права – нравы в этом городе ужасны, так что нечему удивляться.
– Если вам мало, - произнесла я хрипло, потому что голос внезапно изменил, - если мало, я отдам себя.
7. Ночь в доме палача
Я ждала ответа, но все равно вздрогнула, когда палач заговорил. Вздрогнула от неожиданности и неизбежности.
– Очень щедро, - произнес он, и его голос тоже прозвучал хрипло и приглушено. – Решили предложить самое дорогое, да? А согласитесь стать женой палача?
Женой? Женой убийцы, изгоя, чтобы тоже быть навсегда отверженной приличным обществом? Я стиснула зубы, чтобы не стучали, и тихо ответила:
– Да.
Короткое слово упало между нами, как камень. Мне показалось, что палач словно отшатнулся от меня, но он всего лишь взял светильник.
– Идите за мной, форката.
Я неуклюже поднялась с колен, путаясь в подоле, и пошла за палачом, не видя ничего, кроме его широкой спины и крепких плеч под белой шелковой рубашкой.
У него шелковая рубашка?..
Боже, Виоль! О чем ты думаешь! Совсем не о том, о чем следует!..
Но я не успела отругать себя всласть, потому что мы поднялись на второй этаж, палач толкнул одну из дверей, приглашая меня войти, и я оказалась… в спальне.
Комната была странной – со скругленными углами, с тремя арочными окнами, сейчас занавешанными тяжелыми шторами. Пол закрывал ковер с толстым пушистым ворсом, а посредине стояла кровать – широкая, из морёного дуба, без балдахина. Белоснежные простыни, белоснежные подушки и тонкое козье покрывало, край которого был откинут – будто приглашая прилечь.
– Раздевайтесь, - велел палач, поставив светильник на круглый столик у постели.
Это был удар почище удара молнии. Я застыла, вцепившись в ворот платья. Раздеваться? Вот так – сразу?..
– Простите, мастер, - еле выговорила я, чувствуя дурноту, - может, вы сначала поможете дяде? Поспешим к нему… а потом… я готова…
Он оглянулся, посмотрев на меня через прорези кожаной маски, и я, как зачарованная, начала расстегивать пуговицы на платье. Конечно, сначала он захочет получить плату… чтобы точно не обманула…
Смуглая рука палача перехватила мои пальцы и на мгновение сжала. Горячая рука, сильная. С мозолями. Неужели, такие мозоли – от меча, которым он рубит головы?..
– Раздевайтесь не при мне, - сказал он, и я встрепенулась, оживая. – Вот здесь есть чистые рубашки, - он отпустил меня и открыл сундук, стоявший возле стены.
– Переоденьтесь в сухое. Вы приехали на лошади?
– Коляска застряла на дороге, - пролепетала я, краснея от стыда и неловкости. Он совсем не собирался брать меня прямо здесь и сейчас.
Только тут я поняла, как замерзла – продрогла до костей. И еще, наверное, я страшно грязная… и волосы перепутаны… Вряд ли такая женщина может вызвать желание у мужчины. Я метнулась взглядом по стенам, отыскивая зеркало, но зеркала не было.
– Есть горячая вода, - палач указал на камин, где на решетке над горящими углями стоял медный котелок. – Умойтесь, я вернусь через четверть часа. Вам хватит времени?
– Да… - прошептала я.
Он вышел, закрыв дверь, и теперь я могла от души выругать себя за глупость и гадкие подозрения. Виоль! Он и не думал покушаться на тебя! И его слова о женитьбе были шуткой, а ты поспешила увидеть зло там, где никакого зла не было. А были лишь честь и благородство.
Я быстро стянула мокрое платье и нижнюю рубашку и смыла грязь с лица и рук, разведя воду в серебряном умывальном тазу. Кувшин для умывания был тоже серебряный – очень красивой ковки, с удобной ручкой. Ко мне никто не вошел, но всё же я испуганно дергалась всякий раз, когда мне слышались какие-то скрипы или шорохи. Я умылась и ополоснула плечи и грудь, и заплела волосы, закрепив их единственной уцелевшей шпилькой. Чулки, туфли – всё было мокрым насквозь, и надевать мокрую одежду не хотелось. Я достала из сундука мужскую рубашку и, помедлив, надела. Она закрыла меня до колен – тонкая, мягкая ткань согрела и приласкала меня, сразу заставляя расслабиться.
Но расслабиться не удалось, потому что в дверь стукнули, и раздался голос палача:
– Можно, форката?
– Да, - ответила я прежде, чем сообразила, что пусть и прикрытая до колен, все равно выгляжу крайне неприлично.
Но палач уже вошел, и мне оставалось лишь стянуть ворот рубашки на груди, чтобы продемонстрировать приличествующую девице скромность.
Палач держал пузатую глиняную кружку, над которой завивался пар.
– Выпейте, - сказал он, протягивая кружку.
– Это лекарство.
«Но я не больна!», - захотелось возразить мне, но навалилась усталость, голова закружилась, и я послушно выпила предложенное питье.
Оно было сладким, и кисловатым, и немного горьким… Как чай с сахаром и лимоном, но ароматнее…
Головокружение не прошло – наоборот, всё закачалось и подернулось дымкой.
– Что это? – спросила я слабо, пытаясь удержаться на грани сознания.
Я вцепилась во что-то твердое, горячее, сдавившее меня до потери дыхания, и лишь спустя несколько секунд с удивлением обнаружила, что рука палача обхватила меня за талию, поддерживая и не давая упасть.