Жена путешественника во времени
Шрифт:
– А часть нормальной жизни – это нормальная работа, – говорю я в заключение.
– Я бы эту работу нормальной не назвала, – говорит Кэтрин.
– Я бы не назвал это нормальной жизнью, – говорит сидящий в клетке.
Смотрю на Роберто, он сидит на лестнице, облокотившись головой о стену. Он выглядит измотанным и задумчивым.
– Итак,– спрашиваю я.– Вы меня уволите?
– Нет,– вздыхает Роберто,– нет, Генри, я тебя не уволю. – Он осторожно встает, отряхивает спину пальто рукой. – Но я не понимаю, почему ты не рассказал мне это гораздо
– Вы бы мне не поверили,– отвечаю я из клетки. – Вы не поверили даже сейчас, пока не увидели.
– Ну да… – начинает Роберто, но следующие его слова тонут в странном звуке, который иногда сопровождает мои появления и исчезновения.
Я поворачиваюсь и вижу груду одежды на полу в клетке. Позже я вернусь сюда и выловлю их вешалкой. Поворачиваюсь к Мэтту, Роберто и Кэтрин. Они в оцепенении.
– Господи, – говорит Кэтрин. – Это все равно что работать с Кларком Кентом.
– А я чувствую себя Джимми Олсеном,– говорит Мэтт.– Фу.
– Значит, ты – Лоис Лейн, – поддразнивает Роберто Кэтрин.
– Нет-нет, Лоис Лейн – это Клэр, – парирует она.
– Но Лоис Лейн, – возражает Мэтт, – не знала, что Кларк Кент – Супермен, а Клэр…
– Без Клэр я бы уже давно сдался, – говорю я. – Никогда не понимал, почему Кларк Кент постоянно следил за Лоис Лейн в темноте.
– Ну как же, ведь так эта история становится лучше, – говорит Мэтт.
– Правда? Не знаю.
ГЕНРИ: Сижу в кабинете Кендрика и слушаю, как он пытается объяснить, почему это не получится. Снаружи – жуткая духота, яростная парилка, высушивающая до смерти. Здесь довольно прохладно из-за кондиционера, и я сижу сгорбившись, весь в мурашках. Мы расположились друг напротив друга на стульях, как обычно. На столе полная окурков пепельница. Кендрик постоянно прикуривает новую сигарету от предыдущей. Мы сидим с выключенным светом, воздух тяжелый от дыма и холода. Хочу пить. Хочу кричать. Хочу, чтобы Кендрик перестал говорить и дал мне возможность задать вопрос. Хочу встать и выйти. Но вместо этого сижу и слушаю.
Когда Кендрик прекращает разговаривать, внезапно становятся слышны долетающие снаружи звуки.
– Генри? Вы меня слышали?
Выпрямляю спину и смотрю на него, как ученик, пойманный за дремотой на уроке. – Что? Нет.
– Я спросил, вы поняли? Почему это не получится?
– Что? Да. – Стараюсь собраться с мыслями. – Это не получится, потому что у меня хреновая иммунная система. И потому что я старый. И потому что слишком много генов задействовано.
– Правильно, – вздыхает Кендрик и тушит окурок в пепельнице, уже полной до краев. – Мне жаль.
Он облокачивается на спинку стула и сжимает нежные розовые руки на коленях. Я вспоминаю, как увидел его здесь, в кабинете, восемь лет назад. Мы оба были моложе и задорнее, уверенные в щедрости молекулярной генетики, готовые использовать науку, чтобы опровергнуть природу. Я думаю
– А как насчет Альбы? – спрашиваю я, прочистив горло.
Кендрик скрещивает лодыжки и ерзает:
– Что насчет Альбы?
– А с ней получится?
– Мы никогда не узнаем, ведь так? Если только Клэр не изменит своего решения насчет того, чтобы я работал с ДНК Альбы. И мы оба прекрасно знаем, что Клэр ужасно боится генной терапии. Каждый раз, когда мы говорим об этом, она смотрит на меня, как будто я Йозеф Менгеле.
– Но если бы у вас было ДНК Альбы, мы смогли бы сделать мышей и выработать для нее препараты, чтобы, когда ей будет восемнадцать, она смогла их попробовать?
– Да.
– Даже если со мной ни хрена не выйдет, у Альбы будет шанс?
– Да.
– Отлично.
Встаю, потираю руки, отлепляю хлопчатобумажную рубашку от тех частей тела, где она прилипла теперь уже от холодного пота.
– Так мы и поступим.
КЛЭР: Я в мастерской, делаю волокна гампи. Это такая тонкая прозрачная бумага, сквозь нее можно смотреть; погружаю су-кетту в бак и вынимаю, оборачивая ее нежной тонкой глиной, пока не получается идеально ровный слой. Ставлю на край бака, чтобы высохла, и слышу, как Альба смеется, Альба бежит через сад, Альба кричит: «Мама! Смотри, что мне папа принес!» Она врывается в дверь и с топотом несется ко мне, за ней идет Генри, он более спокоен. Смотрю на ее ножки и понимаю, откуда топот: красные башмачки.
– Они как у Дороти! – кричит Альба и отплясывает на полу чечетку. Поворачивается три раза на каблуках, но не исчезает. Конечно, она же уже дома. Я смеюсь. Генри выглядит очень довольным.
– Ты дошел до почты? – спрашиваю я его.
– Черт, – у него лицо вытягивается, – забыл. Прости. Завтра пойду, обязательно.
Альба кружится, Генри подходит к ней и останавливает:
– Не надо, Альба. Голова закружится.
– Мне нравится, когда кружится.
– Лучше не надо.
На Альбе футболка и шорты. На сгибе локтя прилеплен пластырь.
– Что у тебя с рукой? – спрашиваю я.
Вместо ответа она смотрит на Генри, и я тоже смотрю на него.
– Ничего,– отвечает он. – Она сосала кожу, и получился засос.
– Что такое засос? – спрашивает Альба.
Генри начинает объяснять, но я говорю:
– Зачем на засос налеплять пластырь?
– Не знаю, – отвечает он. – Она просто захотела.
У меня появляется нехорошее предчувствие. Назовите это шестым чувством матери, если хотите. Подхожу к Альбе и говорю:
– Давай посмотрим.