Жена с проблемами
Шрифт:
На последних словах голос немного сорвался. Я очень надеялась, что Роб все же не пострадал, как и уверял Эдхард. Но прекрасно понимала, что и от моего отца, и от тех, кому хватило ума и совести с ним сотрудничать, можно ожидать чего угодно.
Эх-ушкье фыркнул, намекая, что и он как бы нелюдь, и я ласково погладила пышную гриву.
— Ой, Черныш, ты не в счет. Ты просто изумительный нелюдь. Не такой, как эти… — поджала губы, вспоминая об Рхианнон.
Сама себе удивлялась — как можно ни разу не видев женщину, уже испытывать к ней глубочайшую антипатию.
В последний раз хмуро взглянула на зловещую хибарку и осторожно, стараясь быть как можно больше в тени, двинулась по направлению к ней. Но не успела пройти и половину пути, как просто на моих глазах оконная рама вылетела вместе со стеклом, из отверстия повалил густой дым, а спустя секунду сквозь густые клубы прямо в траву под окном вывалился Блондин. По крайней мене, мне показалось, что Блондин. Другого такого дурного я просто не знала.
Он поднялся на ноги, на секунду завис нерешительно, прислушиваясь к нарастающему шуму в просыпающемся домике, зачем-то похлопал себя по карманам и зашарил глазами по густой траве.
— Беги же! — мысленно застонала, наблюдая за действиями оруженосца.
Черный король, судя по воплям и грохоту, увлеченно орудовал внутри, и все никак не показывался. Угрожающее рычание слышалось победным воем, а две длинноволосые белобрысые тушки уже успели ласточками спикировать из еще одного окна, того, что с другой стороны домика, которая торцом ко мне. Я возгордилась, Эдхард даже волком чувствовал себя вполне уверено.
Я не рвалась в бой. Наблюдала. Если он сам справится, то и мне нечего под ногами путаться. Но вдруг что-то пойдет не так, то я всегда на подхвате. Уж несколько фей-ирских шевелюр подпалить мне вполне по силам. Возьмусь с превеликим удовольствием.
Только я совсем не понимала, почему Роберик не дает стрекача. Ведь именно для этого Эдхард и устроил громкую заварушку, явно не рассчитывал победить всех врагов, а просто отвлекал, давая время оруженосцу смыться. На его месте я бы тоже так поступила.
Блондин, наконец, отмер, сделал несколько шагов по направлению к городской стене, и я облегченно вздохнула. Сжала кулаки, накапливая силы. Вдруг кто-то из длинноволосых блондинистых ласточек очнется раньше времени и попытается перехватить этого оболтуса. Но оболтус не был бы оболтусом, если бы не учудил очередную глупость — резко развернулся и побежал обратно к домику.
— О, нет! — мысленно застонала. — Где таких дурных делают!
Эдхард явно не придет в восторг. А если еще и я вмешаюсь — а не вмешаться я не могу — нам обоим еще месяц будет больно садиться на пятую точку.
Грозный рык и оправдывающийся возглас блондина донеслись даже сюда.
«Нам всем будет крышка. Включая эх-ушкье…» — подумала я и сорвалась на бег.
По пути заметила, как один из двоих летунов встряхивая головой, пытается подняться, и не задумываясь послала слабенький пульсар прямехонько в кончик хитро заплетенной косы. Волосы вспыхнули как сухая трава. Сухая трава, кстати, тоже — маленько не рассчитала — прямо под попой этого самого, косматого. Благо, откуда прилетел огонек, он так и не успел определить, сидел спиной. А дальше стало уже не до этого.
В дом я влетела, словно ангел возмездия и быстро осмотрела поле битвы.
Один покусанный, окровавленный фей-ир валялся под столом. Двое теснили волка в угол, размахивая мечами. Блондин зажимал рукой глубокую рану на животе. Судя по всему, тот покусанный ее и нанес. Возле фей-ирской руки валялся окровавленный меч.
Одному из нападающих на Эдхарда я, повторив подвиг, кинула в спину пульсар. Уже побольше, от которого не только косы вспыхнули, но и коротенькая хлопковая штора на окне.
Использовать магию получалось легко и непринужденно. Словно я не подавляла ее всю сознательную жизнь. В крови бурлил азарт и щенячий восторг. Я впервые чувствовала себя настолько свободной, настолько всемогущей, всесильной. И упивалась этим ощущением, напрочь забыв об обетах, о том, что запретила себе ею пользоваться, о том, что собиралась от нее отречься и одним из условий, было долгое непрерывное воздержание. Я пылала от ликования, и вместе со мной пылала несчастная шторка, фей-ирские космы и, теперь уже соломенная циновка на полу.
Победно взглянула на волка — узрел, какая я сильная! — и осеклась.
Волк смотрел угрожающе. Он был вне себя от ярости. А мой противник, уже очухавшись от шока, буквально из воздуха создал густой ливень. Вода хлынула стеной, на миг закрыв все вокруг. Огонь зашипел и погас.
Я смахнула с ресниц влагу, проморгалась и огляделась по сторонам. Постепенно все приходили в себя: и мы, и, к сожалению, противники. Фей-ир, надо отдать им должное, быстро сориентировались, заметив новое действующее лицо. Ко мне сразу же двинулся подкопченный. Второй снова занялся Эдом. Острый меч, выписывая невообразимые фигуры, уже почти дотянулся до хищно оскалившегося волка.
Но тут очнулась наша «Радость». Оказывается дождь привел в чувство также и полуобморочную тушку оруженосца. И он с фанатичным воплем кинулся на спину «мечемахателю». Фей-ир отвлекся, Эдхард вцепился ему в бедро зубами. Блондин полетел на пол и, жалобно застонав, затих. Из глубокой раны хлынул новый поток крови. Фей-ир замахнулся мечом на Эда, второй двинулся на меня. Я снова попыталась вызвать огонь, но сырые вещи плохо разгорались, к тому же, гнусный противник, судя по всему, поставил щит. Пульсары, не долетая каких-то два-три дюйма до своей жертвы, натыкались на невидимый барьер и рассыпались тысячами огненных всполохов, которые достигнув мокрого пола, с шипением гасли.
Я отступила, старалась не смотреть на Эда. Знала — виновата. Подставилась сама, подставила Блондина. Может, нужно было его перехватить, удержать, не дать вбежать в дом. Сделать что-то полезное в кои-то веки. А теперь нам всем придет конец.
Было обидно до слез, и страшно. Сердце раздирало от ощущения вины. Видимо, это и есть мое проклятие — нести всем смерть, всем, кто меня любит, прикипел душой, желает помочь. Всем… Я должна была об этом подумать! Должна!
Но я так соскучилась по теплу, по искреннему участию, по ласковым объятьям, по тому, что кому-то могу быть не безразлична, что кто-то испытывает ко мне каплю любви.