Женихи воскресают по пятницам
Шрифт:
– Неделя, – уточнила я.
– Отлично, как раз хватит на обустройство, – улыбнулся Звягин.
– Лучше я подожду, пока вы посоветуетесь с Инной Станиславовной, – пробормотала я. – Она не знает о вашем решении предоставить мне жилплощадь и может рассердиться.
Роман сделал шаг к двери:
– Моя жена никогда не лезет в дела фирмы, увлечена своей работой. Я не советуюсь с Инной Станиславовной по столь незначительным вопросам. Кроме того, супруга очень хорошо к тебе относится и понимает: рано или поздно наступит день, когда ты станешь ее невесткой. Я тоже доволен выбором Антона. Вопросы есть?
– Нет, – коротко ответила я.
На самом деле я могла поинтересоваться у Романа, почему он так твердо уверен в нашем с Антоном романе, и намекнуть олигарху на то,
– Да, последнее, – приближаясь к выходу, добавил Звягин. – Я не встречался с Маргаритой Павловной много лет, хотя знал, что бывшая теща улетела в США и там вполне удачно вышла замуж. И я в курсе, как она относится ко мне: считает меня убийцей Нины. По мнению Марго, я отравил супругу. Так же как Глеб Львович убил свою жену Анну, мою мать. Я никогда не реагировал на клевету, остановить Марго невозможно. С другой стороны, я понимаю: она потеряла единственного ребенка, ей трудно смириться с трагедией, надо найти виноватого. Нереально объяснить Маргарите Павловне истину: Нина была больна, причем в какой-то мере мать сама спровоцировала гибель дочери. Нина рассказывала мне, что в школьные годы часто испытывала головокружения, не могла встать с кровати, ее заносило от слабости, а Маргарита Павловна подходила к постели, стаскивала дочурку и со словами: «Лентяи ничего в жизни не добиваются», – выгоняла ее на занятия. Нина умерла из-за больного сердца, а недуг был вызван паническими атаками, которые могли возникнуть по многим причинам, в том числе из-за страха Нины не оправдать надежды матери.
– Ужас! – прошептала я.
– Моя мама тоже скончалась от сердечного приступа, – грустно пояснил Роман Глебович. – Ей стало плохо, когда дома никого не было. Я находился в школе, отец уехал в командировку, бабушка ушла за продуктами. Первым делом милиция проверила, где в момент маминой кончины были родственники. Алиби отца подтвердили коллеги новосибирского Академгородка, мое – учителя и одноклассники, Розы Игнатьевны – продавцы в магазине. Что бы там ни рассказывала Марго, никто из нашей семьи не убийца. Твоя бабушка может не беспокоиться, мы не лишали своих жен жизни. И ты, пожалуйста, не переживай. В смерти Нины виновата болезнь, не стоит верить наговорам.
– Белка и Маргарита ни разу не говорили о вас в моем присутствии, – лихо соврала я.
Роман усмехнулся:
– Верится с трудом. Но если так, все равно Марго восполнит пробел, особенно когда узнает, что внучка подруги живет в служебной квартире «Бака». Не удивлюсь, если моя бывшая теща посоветует тебе уволиться с работы. Смотри, не наделай глупостей! Спокойной ночи.
Звягин ушел, я посмотрела на захлопнувшуюся дверь. Роман Глебович угадал, Рита уже в категоричной форме потребовала от меня покинуть службу. Но я верю Роману, он не способен лишить жизни человека!
В Интернете есть сайт, где рассказывается о том, на каких грядках выросли современные олигархи. Одни сумели удачно прибрать к рукам госпредприятия, где работали при советской власти, другие мухлевали с кредитами, которые выдавали им банки. Особенно мне запомнилась история одной хитрой девицы. Она взяла в банке ссуду на развитие фермерского хозяйства, купила пять га земли в ближайшем Подмосковье, засеяла их какой-то травой и стала думать, как поступить дальше. А тут, очень кстати, подоспел дефолт. Банк, выдавший заем, разорился, в суматохе все забыли о «фермерше», а сама она отдавать полученные деньги не стала, по сути, украла немалую сумму. Спустя пару лет ушлая девица перестала прикидываться человеком, который увлечен сельским хозяйством, и на пяти гектарах вместо люцерны вырос коттеджный поселок. А владелица земли открыла крупное риелторское агентство, ее состоянию теперь позавидуют многие мужчины. Кстати, о сильном поле. Против фамилий ряда банкиров, видных политиков, меценатов на том сайте указано: руководитель преступной группировки, в начале девяностых был крупным криминальным авторитетом.
О Романе Звягине в Интернете нет ни слова. Следовательно, никакой грязи на него не нарыли. Я читала интервью с олигархом, где он рассказывал, что начал свой бизнес с тонара, где продавал сосиски в булках.
Я легла в кровать, попыталась заснуть, но через полчаса встала, приоткрыла окно, прижалась лбом к стеклу и, вдыхая ледяной воздух, попыталась унять сердцебиение. У меня будет квартира! Пусть пока не собственная, но отдельная. И я смогу жить так, как хочу. Взбредет мне в голову в три утра полежать в ванне – спокойно включу воду. Никто не примчится, не забарабанит в дверь ванной, не заорет: «Эй, эй, тише! На этажах трубы гудят, постояльцев перебудишь!»
И можно будет ходить по комнатам в халате или вообще голышом, растрепанной. Белка с самого детства внушала мне: «Мы содержим отель, нельзя показываться перед гостями в неглиже, со вздыбленными волосами, из комнаты в кухню ты должна идти в приличном виде». А в своей квартире мне никто не указ.
И наконец-то я смогу собирать гостей. До сих пор мне не удавалось устраивать веселые вечеринки. Зимой и осенью приятели не хотят тащиться в Подмосковье, летом, когда темнеет поздно и вроде принято выезжать на природу, друзья предпочитают лакомиться шашлыками где угодно, только не на веранде отеля. Нет, Белка никому не делает замечаний, она рада моим товарищам, но как-то некомфортно веселиться у мангала, ощущая спиной взгляды постояльцев пенсионного возраста.
Мне стало холодно, я захлопнула раму, нырнула под одеяло и мгновенно заснула.
Дом, где мне предстояло жить, возвышался в небольшом переулке. Всего несколько минут неспешным шагом от станции метро «Маяковская» – и я оказалась в заповедном месте. Трудно поверить, что буквально рядом суетится Тверская и рукой подать до Садового кольца, которое давно пора переименовать в Сумасшедшую окружность. Белка рассказывала мне, что во времена ее юности на магистрали реально цвели яблони и вишни, но мне с трудом верится в достоверность этой истории.
Дверь в подъезд открылась без проблем, в холле не было консьержки. Облупившиеся стены, поцарапанные почтовые ящики и разбитый потолочный светильник явно требовали ремонта. А лифт меня просто испугал. Тесная, похожая на клетку для попугая среднего размера конструкция со скрежетом скользила внутри шахты, огороженной мелкой сеткой. Двери не раздвигались автоматически, а тому, кто, презрев страх, отваживался воспользоваться прадедушкой современных подъемников, приходилось самому захлопывать сначала створки кабины, затем дверь шахты. Я постояла на пороге чуда техники прошлого века и пошла вверх по лестнице пешком. Думаю, лифт в здании смонтировали задолго до появления электричества и работает он на конной тяге – на чердаке тут живет лошадь, которая ходит по кругу, приводя механизм в движение. Жильцы ежемесячно собирают животному на корм, и, судя по запаху, который проник в мои ноздри, гадит коняшка там же, где спит, ест и трудится. Странно, что дом, расположенный в элитном квартале, до сих пор не выкупили богатые люди.
Стараясь глубоко не дышать, я открыла большую дверь, попала в квадратный предбанник и отперла левую створку.
Небольшая прихожая была украшена вешалкой, галошницей и половиком темно-коричневого цвета. Еще здесь были стул и зеркало с полочкой, а с потолка свисал стилизованный под старину фонарь. Я щелкнула выключателем, свет вспыхнул незамедлительно. Роман Глебович не обманул – квартиру иногда посещала домработница, пыли или грязи не было.
Через полчаса я улеглась в спальне на широкую кровать и попыталась спокойно оценить увиденное. Если честно, мне тут совсем не понравилось. Хотя объяснить, почему, я не смогла бы. Вроде комнаты большие, светлые. Мебель почти новая, дорогая и безнадежно старомодная. В гостиной громоздится стенка со здоровенным, смахивающим на сундук, телевизором, стоят два кресла, диван, журнальный столик, а пол застелен ковром в темно-бордовых тонах. В спальне стоят кровать, громадный шкаф, похожий на тучного бегемота, пара тумбочек, что-то вроде туалетного столика, и опять же меня потрясли ковры. Здесь их было два, причем один на стене, в изголовье кровати. Вот уж глупость! Ковер надо класть под ноги, он не картина, чтобы на него любоваться. К тому же в шерстяные нитки всегда набивается пыль.