Женихи воскресают по пятницам
Шрифт:
Я закивала и уточнила:
– Мне понадобился пылесос.
– А в комнате Марина… – скривился Феликс. – Надеюсь, ты не попыталась ее освободить? Сюда скоро приедут родители мерзавки и заберут свое сокровище.
– Мать Гончаровой нельзя пускать в спальню, – прошептала я.
– Отчего же? – улыбнулся Феликс. – Я расскажу Ирине Георгиевне, что ее доченька придумала, авось она чадушко свое дома в подполе запрет. Пусть скажет спасибо, что полицию не вызвал, когда правду разрыл. Ладно! Ты с девчонкой, конечно же, поболтала?
– Нет, – выдохнула я. – Марина…
– Пожалуйста, не ври, – скривился
– Марина мертва, – наконец-то смогла прошептать я.
Феликс понял мои слова неправильно:
– Согласен, в ней нет ничего живого, естественного.
– Кто ее привязал? – спросила я.
– Я, – коротко ответил управляющий.
Мне захотелось убежать из квартиры как можно дальше, но я не могла пошевелиться. Неожиданно вспомнилось, как я испугалась, открыв холодильник и увидев там фигуру изо льда. Она была такой реалистичной, одетой в настоящее платье, при макияже и маникюре, что я не усомнилась – это труп. Но Феликс, отреагировавший на сигнал о том, что кто-то без спроса полез в чуланчик, не запаниковал, услышав от меня: «Там мертвая Марина». Он не кинулся поднимать крышку холодильника, даже не удивился, а спокойно ответил: «Ну, этого не может быть!» Феликс будто знал: Марины в кладовой нет. Мне бы в тот момент насторожиться и спросить: «Почему вы так уверены, что в леднике не Гончарова? Отчего даже не вздрогнули?»
Но я была так напугана! Зато теперь все встало на свои места. Ясное дело, управляющий тогда уже точно знал: Марина сидит на привязи далеко от особняка Звягина.
Феликс протянул мне руку:
– Вставай, пошли на кухню. Не стоит думать, что я кровожадный монстр, который решил поиздеваться над трогательной овечкой. Расскажу тебе интересную историю.
Автоматически передвигая отяжелевшие ноги, я добрела до дикарски шикарной кухни и рухнула на стул, более напоминавший трон.
– Чай? – мирно спросил управляющий.
– Марина, – забормотала я, – она…
– Никуда не денется, – перебил меня Феликс.
– Девушка умерла! – с отчаянием воскликнула я. – Что вы за человек? Почему меня не слышите? Гончарова скончалась!
Управляющий засмеялся.
– Тяпа, милейшая Марина актриса хоть куда, ей следовало идти на работу в театр-кино-цирк. Впрочем, нет, в шапито слишком суровые условия жизни, а Гончарова не желает каждый день работать. Она изобразила перед тобой припадок? Задыхалась от астмы? Демонстрировала инфаркт? Билась в корчах и просила отвязать ее? Девчонка непременно получит свободу, но лишь тогда, когда сюда прибудут ее родители. Хочу увидеть, как негодяйку увозят на малую родину, в городок Барандино.
– Пожалуйста, зайдите в спальню, – попросила я.
Феликс улыбнулся.
– Ну хорошо, исключительно ради твоего спокойствия схожу и посмотрю на мошенницу. Только не говори, что бедняжка голодала и страдала от жажды. У нее был запас воды и лапши на месяц, а она всего-то со дня свадьбы Глеба Львовича тут кукует.
Управляющий ушел. Я притихла, ожидая вопля, но никаких звуков из спальни не донеслось. Феликс вернулся через пять минут, посмотрел на меня, достал из кармана телефон и набрал номер. Наконец ему ответили, и он сказал в трубку:
– Таня, где Игорь Николаевич? А Руслан? Большая просьба, пусть сразу мне позвонят, как появятся. Они сказали, куда поехали? Хорошо, жду!
Он положил мобильник на стол и опять взглянул на меня:
– Придется подождать. Гончарова действительно умерла.
– Я пыталась вам сказать, но вы не хотели слушать, – прошептала я. – Марину убили.
– Маловероятно, – нервно возразил Феликс. – Никто не знал, где находится пакостница. Идея привезти ее сюда пришла мне в голову ночью, накануне свадьбы. Ключи от квартиры имеются лишь у меня, да еще были у Романа Глебовича. С тех пор, как умерла Нина, никто из семьи сюда не заглядывал. Инна Станиславовна отказалась даже подходить к апартаментам, где жила сумасшедшая. Да и понятно, после всего, что натворила Нина, я бы тоже не обрадовался перспективе здесь поселиться. Роза Игнатьевна спустя пару дней после похорон невестки приняла решение запереть квартиру и перебраться в хоромы Инны.
– Вам ее совсем не жаль? – выдохнула я.
– Я не был знаком с Ниной, – ровным голосом ответил Феликс, – хотя наслышан о первой жене Романа Глебовича. И уж прости, но добрых чувств она у меня не вызывает.
– Я говорю о Марине, – пролепетала я. – Зачем вы с ней так поступили? Что скажете ее родителям?
Управляющий посмотрел на часы, затем покосился на телефон.
– Мать и отец Гончаровой давно ее похоронили – добрая девочка отправила предкам копию свидетельства о своей смерти. И они не особенно обрадовались, когда я сообщил, что Марина жива-здорова. Вылететь за ней они согласились лишь после того, как я пригрозил сам доставить мошенницу в их Барандино прямехонько в кабинет главного редактора тамошней газеты и вручить ему вместе с ней папку с документами, рассказывающими о приключениях Гончаровой. Когда родители убедятся, что дочурка на сей раз по правде мертва, они, думаю, спляшут на радостях рок-н-ролл.
– Какой-то ужас! Нельзя о покойных плохо говорить, – попыталась я остановить Феликса, – вам должно быть стыдно.
– Почему? – не смутился он. – А если умерший при жизни был хуже некуда? С какой радости его превозносить? За что? За то, что, слава богу, он скончался? Потрясающее лицемерие. На могильных камнях следует писать правду. «Дорогому мужу от безутешной вдовы и рыдающих детей»? Нет, не так! «Мужу от счастливой вдовы и плачущих от радости сыновей. Спасибо, дорогой, ты наконец-то помер, больше никто не станет нас бить и пропивать семейные деньги, мы вздохнули свободно и будем без тебя жить нормально».
– Жуть, – только и сумела сказать я.
– Жуть? – переспросил Феликс. – Я тебе сейчас кое-что расскажу, пока не появились Игорь Николаевич с Русланом. Ты ведь Глеба Львовича совсем не знала, так?
Я кивнула.
– И какое впечатление на тебя произвел папа Романа? – задал вопрос управляющий.
– Сначала я не поверила, что он отец владельца фирмы «Бак», – откровенно ответила я. – Глеб Львович смотрелся лет на пятнадцать моложе своего возраста – спортивный, энергичный, глаза горят. Пенсионеры не такие. Я думала, ему слегка за сорок.