Женька-Наоборот
Шрифт:
— Знаешь, Костя, почему тебя выбрали? Ты же у нас строитель.
Жене вспомнилось, как Вера — ей всегда все известно — рассказывала, что Костя подрядился на все лето строить дом в Черемушках, чтобы заработать себе и матери на пальто. «Ха-ха, — говорила Верка. — Там его солнышко допечет. Превратит из Индуса в жителя Африки».
«Подумаешь, — насупился Женя. — Строитель… Начальник».
Жене бы взять да уйти, но он тоже решил дождаться Савелия Матвеевича. Тот узнает про козлы и скажет: «Нам без Перчихина их не сработать!» пли: «В этом деле мне нужен Перчихин». Пусть Рязанцев
Пронзительная трель звонка, возвещающая перемену, раздается на всех этажах. Петя Подсолнух вскакивает и вскоре доставляет в столярку Савелия Матвеевича. Тот, входя, обтирает руки о свой сатиновый черный халат, устало кивает, спрашивает:
— По какому вопросу?.. — Валентине Федоровне улыбается, как хорошей знакомой. — Рад видеть.
Это правда. Савелий Матвеевич действительно рад Валентине Федоровне. Между ними существует тайное соглашение. Она на днях заходила к нему в слесарную мастерскую, чтобы потолковать о Перчихине с глазу на глаз. Заговорила не сразу. Провела ногтем по разметочной плите, проявила интерес к плакатам Трудрезервиздата «Приемы шабрения», «Допуски и посадки». Наконец села, сказала:
— В мастерских, как я понимаю, Перчихин на ролях лаборанта? И не фокусничает?
Слушая подробный рассказ Савелия Матвеевича, она чуть не сломала свою янтарную брошь. Не скрывая зависти, воскликнула:
— У вас, вероятно, большой опыт педагогической деятельности? — И удивилась, узнав, что Савелий Матвеевич не так уж давно стал обучать ребят: в связи с перестройкой школ.
Он полушутя, полусерьезно добавил:
— А готовился к этому, пожалуй, всю жизнь. Слесарил. Столярничал. Много читал. Войну провел в подвижных авиаремонтных мастерских. Как видите, закален.
— А я… — Валентина Федоровна снова начала терзать свою Прошку. — У меня пока особой закалки нет. Но работаю уже год. — Она тут же себя поправила: — С первого сентября. — И снова начала вспоминать, как в ее классе после зимних каникул появился Перчихин.
Сейчас, войдя в мастерскую, Савелий Матвеевич заметил, что Валентина Федоровна пытается что-то ему подсказать. Наклоном головы, движением глаз, всем своим существом она как бы хочет напомнить ему об их соглашении. Нет-нет, да укажет взглядом на Женю. А тот хотя и притулился в сторонке, но тоже чего-то ждет.
— Савелий Матвеевич! — закричали со всех сторон.
Узнав о ремонте, о срочной нужде в козлах, завмастерскими потер лысеющую макушку.
— Сроки уж больно малы…
Стали подсчитывать, сколько понадобится квадратных реек, сколько сорокасантиметровых досок. Кого из ребят к этому делу привлечь.
Сунув руки в карманы халата, Савелий Матвеевич улыбнулся в сторону Жени:
— Найдутся среди нас такие, которые с толком сумеют вынуть в рейках пазы, гвозди забить? — И уже прямо Жене: — Как твое мнение?
Тот не без важности усмехнулся:
— Труд не велик! Пускай кому охота шлепают о стенки кистями. По мне, в мастерской лучше.
Валентина Федоровна решительно вскочила со стула:
— Нет, не согласна!
Савелий Матвеевич не сразу понял, какая мысль ее так подкинула. Смекнул, лишь услышав слова Юсковца:
— Не жалей нас, Перчихин! Будем очень весело «шлепать».
Представил дружную, шумливую ватагу, заполнившую четвертый этаж. Общие ведра с краской, общие песни… Нет, такой случай нельзя упустить! В мастерских всегда найдется работа на Женин вкус. Это от него не уйдет. Такому строптивцу (словечко-то какое прилепили к нему — «Негативист»!) важен не только самый процесс труда, хотя и это воспитывает, дисциплинирует. Такому, и именно ему, Жене, очень полезно вместе со всеми «шлепать» о стенки кистями.
Женя, все еще усмехаясь, ждал последнего слова своего покровителя. А тот возьми и скажи:
— Я тоже не согласен с Перчихиным.
Вот так сюрприз! Выходит, Женя ему не нужен?
— Не согласен, — повторил Савелий Матвеевич. — Конечно, ему спокойней поработать здесь, у меня. Тут он в два счета управится. Но толковей будет использовать его наверху. Включайте в ведущую бригаду — не подведет.
Что оставалось Жене? Стать маляром.
19. На Женю свалилась напасть
— Таня, — спрашивает Лара, сладко потягиваясь на диване. — Как же это случилось? Родилась я в самой лучшей стране на земном шаре… Так?
— Так, — отвечает Таня.
— В самом лучшем городе в этой стране… Так?
— Ну, так.
— А в этом городе — в самой лучшей семье. — Потрясенная собственным открытием, Лара торжествующе смотрит на Таню.
Могла бы догадаться, добавить словечко насчет лучшей в мире старшей сестры, но этого от Ларисы Васильевны не дождешься. А ведь Таня, если судить по справедливости, вполне заслуживает похвалы. Только что весь путь от школы до дома пробежала, будто на дистанции кросса. Торопилась, потому что мама с папой давно, еще к полвторого, ушли на фабрику, на перевыборное собрание, а Ларка такая придумщица, что ее нельзя надолго оставить одну.
Сегодня воскресный день. Сегодня в школе не занятия, а ремонт. Даже в вестибюль доносится волнующий запах краски. Полы четвертого этажа превращены в слоеный пирог — газеты, опилки, сверху — снова газеты. И всё в брызгах — цветных и белых. Песен, смеху на всем этаже! А Тане пришлось отпрашиваться у РСУ. Управилась побыстрее других и отпросилась.
Ради кого? Ради бессовестной Ларки.
— Ноги с дивана! — командует Таня, расправляя смятый сестрой полотняный чехол, выстиранный, отглаженный перед майскими днями.
С такой же суровостью она отбирает у Лары географический атлас. И не может сдержать улыбки: неужели эта дурочка сумела отыскать на карте лучший город в лучшей стране?
Достав из буфета кефир и посыпанные сахаром плюшки, Таня благосклонно сообщает:
— Поедим — да в кино!
Кто скажет, что она плохая сестра?
Наелись, пошли. Зеленеющие вдоль тротуара липки шелестели свежей листвой. Ветерок пошевеливал красные банты, торчащие над Лариными ушами. Наряженные в легкие, светлые платьица, девочки стойко переносили прохладу. Быстрым шагом идти всего-то десять минут.