Женщин обижать опасно
Шрифт:
Даже став состоятельными людьми, они по-прежнему жили в квартире её родителей. Сима категорически не хотела никуда переезжать - это её родной дом, рядом Даниловское кладбище, где лежат папа с мамой, и она ходила к ним каждый месяц. Сима была благодарна мужу, что он проявил понимание и не обнаружил задатков типичного нувориша, переехав в огромную квартиру, "как все". Им и этой квартиры вполне хватало. В маминой комнате теперь жила Регина, в папиной - Сережа, а они с мужем, как и прежде, занимали её бывшую девичью комнату. Правда, в такую квартиру не пригласишь две сотни гостей, но Серафима никогда не была любительницей подобных сборищ. Всю свою
Поговорив с сыном и дочерью, Серафима немного повеселела - забрезжила надежда, что с мужем все наладится. А финансовые проблемы - не проблема. По молодости у них были денежные затруднения, а после смерти её родителей огромные, по их понятиям, долги. И ничего - заработали, выплатили. А спустя какое-то время сколотили немалое состояние. Так и сейчас - заработают, выплатят долги и, даст Бог, опять поднимутся в гору. А даже если и нет, то на жизнь им хватит и зарплаты.
Месяц Сима прожила в ожидании вестей от мужа. Она уже немного окрепла, правда, её ещё периодически мучили боли. Во время операции молодой ассистент так старательно тянул крючки, что низ её живота довольно заметно перекосило на левую сторону, а с правой стороны клеевой послеоперационный шов разошелся и никак не заживал. Серафиме пришлось снова лечь в больницу, хирурги иссекли часть тканей и наложили обычные шелковые швы. Внешний вид и анализы пациентки не понравились лечащему врачу, и тот предложил ей ещё месяц полежать в больнице, подлечиться. Симе назначали курс сердечных средств, гемостимуляторов, общеукрепляющих и витаминов, и из больницы она вышла уже в более-менее приличном состоянии.
И опять Гоша явился в день её выписки - то ли угадал, то ли его кто-то проинформировал. Увидев его на пороге, Серафима задохнулась от радости и расцвела улыбкой. Наконец-то! Не зря надеялась!
– Завтра суд, - с ходу заявил муж, не поздоровавшись и не собираясь раздеваться.
– Какой суд?
– не поняла она.
– Я же сказал, что подаю на развод.
Сима открыла рот и забыла его закрыть. Так и стояла в прихожей, ловя ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
– Так ты не передумал?
– наконец вымолвила она.
– А почему я должен передумать?
Гоша говорил непривычным, агрессивно-напористым тоном, а Сима смотрела на него в немом недоумении - это её муж? Это он с нею так разговаривает? Это он о разводе сообщает так, будто нужно всего лишь сходить в магазин и купить ему новые ботинки?
– Почему ты со мной так разговариваешь?
Сима все ещё надеялась, что, как всегда, её любимый муж улыбнется, рассмеется, скажет шутливую фразу, мол, как я тебе в образе жестокого и беспощадного, а? Но её надежды не сбылись.
– А как я должен с тобой разговаривать, если ты несешь ерунду? Я тебе сказал, что завтра состоится суд, а ты спрашиваешь, не передумал ли я. Мог ли я передумать, если специально приехал, чтобы поставить тебя
Все в Гоше было ей непривычно - и его интонации, и манера говорить, и этот жесткий взгляд, и твердо сжатый рот.
– Уходи, - сказала Серафима.
– Придешь, когда поймешь, как ты жестоко и несправедливо поступил.
– Не забудь - завтра в одиннадцать часов, Лефортовский народный суд, судебный зал на третьем этаже, - проигнорировав её упрек, как ни в чем ни бывало, напомнил он, открыл дверь и, не прощаясь, ушел.
Весь разговор - если только можно назвать этот обмен фразами разговором, - занял всего несколько минут. Муж даже не пожелал войти в квартиру, не снял пальто. Пришел, сообщил ей о времени судебного заседания, не заботясь, что она при этом чувствует, не поинтересовавшись её здоровьем, - а сын всего час назад привез её из больницы.
Сима в растерянности опустилась на пуфик - ещё не раз в будущем ей предстояло без сил опускаться на этот темно-зеленый пуф, который много-много лет назад купила её мама, - и просидела так до прихода дочери.
– Мам, почему ты здесь сидишь? Тебе плохо?
– встревожилась Регина.
– Отец приходил, - безжизненным тоном ответила она.
– Чего хотел?
– пренебрежительным тоном спросила дочь.
– Сказал, что завтра в одиннадцать суд и наш развод.
– Ну и разводись, - посоветовала Регина.
– Чего мучиться напрасными надеждами? Ты уже два месяца себя изводишь, сама на себя не похожа. Сколько можно себя мучить? Что - мы без отца не проживем, что ли? Ты богатая женщина, получишь половину всего, и пусть папик на старости лет тешится с этой шлюшкой. Катька уже украсила его рогами, и ещё не раз украсит. Помяни мое слово, мы с тобой ещё над ним посмеемся, когда он приползет, выжатый, как лимон.
– Думаешь, приползет?
– с надеждой спросила Серафима.
– Мам, возьми себя в руки!
– одернула её дочь.
– Нельзя же так унижаться! Ты всегда была сильной, уверенной в себе женщиной, я тобой гордилась. А сейчас ты какая? Да никакая! Ну что особенного-то! Муж с тобой разводится - да миллионы людей разводятся. По статистике распадаются две трети браков. И ты думаешь, все женщины убиваются, как ты? Да ничуть!
– Но мы прожили с твоим отцом двадцать девять лет...
– А если бы прожили три года, тебе было бы легче?
– Не знаю...
– растерянно пробормотала Сима.
– Представь - ты бы осталась с двумя маленькими детьми на руках, без приличного заработка, без жилья или без перспективы разменять маленькую квартиру, - разве тебе не было бы тяжелее, чем сейчас?
– Мне трудно это представить, - покачала головой Серафима.
– Когда вы с Сережей были маленькими, у нас с вашим отцом были замечательные отношения.
– Значит, тебе есть что вспомнить. А другим женщинам и вспомнить-то нечего, кроме колотушек и пьянок мужа.
– Слабое утешение...
– Я тебя не утешаю, а хочу, чтобы моя любимая мама снова стала такой же, какой я её уважала и гордилась ею. У тебя была нелегкая жизнь - ты сама мне рассказывала. Но ты научилась преодолевать трудности и рассчитывать только на себя. Вот и сейчас считай, что это трудный этап в твоей жизни, но его нужно преодолеть и опять жить. Жить, понимаешь? А не раскисать из-за того, что вы разводитесь.
– Ты жестока, Регина...
– Мам, разве я жестока? Неужели было бы лучше, если бы я сейчас лгала тебе, что папа вернется, и у вас опять все будет хорошо?