Женщин обижать опасно
Шрифт:
Брызнув на сэра Персиваля водой, - этого он очень не любил и посмотрел на хозяйку с немой укоризной, а для пущего эффекта сморщил нос и отчаянно расчихался, - Алла рассмеялась и мурлыча себе под нос привязавшийся незатейливый мотивчик, отправилась на кухню.
Перс её уже простил и, задрав пушистый хвост, степенно пошел следом. Иногда в нем прорывались прежние задатки шустрого, веселого котенка папашины гены, - но чем старше он становился, тем больше в нем появлялось вальяжности настоящего персидского кота, сознающего, что он красавец и является украшением жизни своих хозяев.
– Что, сэр Персиваль, желаете чего-нибудь отведать?
– обратилась к нему Алла.
Тот, правда, не кивнул, но всем своим видом изобразил, что хозяйка
Заботливая Зося Павловна, вняв советам Толика, презрела все книжные рекомендации, и теперь в холодильнике для услады желудка привередливого Перса всегда стояла баночка с мелко нарезанным мясом. Капризуля сэр Персиваль не признавал мороженого мяса, и экономка каждый день покупала парное.
Когда хозяйка достала заветную баночку, мордашка Перса приобрела умильное выражение - мол, я тебя очень люблю, потому что ты понимаешь, что люблю я. Ко всем прочим своим причудам, Перс не желал есть сырое мясо из кормушки, а ел только с рук. И это маленькое пушистое существо быстро приучило всех домочадцев считаться с его привычками.
Ритуал кормления любимца с рук Алле нравился: она протягивала кусочек мяса Персу, а тот становился на задние лапки, цепко охватив её руку передними лапками, и цапал мясо. Но почему-то еда у него часто выпадала изо рта. То ли строение челюсти такое - у него широкая мордочка, а не вытянутая, как у обычных кошек, - то ли слишком широко разевает ротик, то ли непривычно есть мясо кусочками, хоть оно ему очень нравится. Но если лакомство падало на пол, сэр Персиваль, проследив за ним глазами, переводил взгляд на хозяйку с безмолвной просьбой: "Подними, пожалуйста". Поначалу Алла из принципа пыталась заставить его самого взять с пола оброненное мясо, но не тут-то было. Если хозяйка не поднимала упавший кусок, Перс садился на попу и ждал следующей порции. Ей так и не удалось его перевоспитать - не желал он поднимать с пола, и все тут! Так что процесс кормления затягивался надолго - каждый второй кусочек неизменно шлепался на пол, хозяйка его подбирала, опять совала ему в рот, но тут уж как повезет то ли Перс сумеет его сжевать, - все ж кошачьи зубы не предназначены для жевания, - то ли опять уронит, и все повторится по следующему кругу.
Наконец баночка опустела. Алла показала её котенку и развела руками:
– Все, Персюха, желудочно повеселился, и будет. Мало есть скучно, а много - вредно.
Серафима снова и снова возвращалась мыслями к прожитой жизни, будто заново переживая её.
... Ее отцу сделали вторую операцию, и с тех пор он уже не вставал. Сима сняла квартиру поблизости от родительского дома. Аренда обошлась дороже, но теперь она могла больше времени проводить с родителями.
Это был самый тяжелый период за всю её жизнь. Видеть, как на твоих глазах угасает любимый человек, и ты не в силах ничем помочь... Нет, врагу такого не пожелаешь.
Ее сильный, красивый, моложавый папа за несколько лет болезни превратился в совершенно седого старика с изможденным изжелта-бледным лицом, запавшими глазами, заострившими чертами лица. Его постоянно тошнило и рвало, он ничего не мог есть и худел на глазах, хотя казалось, что похудеть ещё больше невозможно. Меняя ему постельное белье, Серафима легко приподнимала и переворачивала его иссохшее тело. Но самым страшным было то, что отца постоянно мучили боли. Наркотиков, которые ему кололи, было недостаточно. Сима не могла понять врачей - как можно заставлять человека так мучиться от боли! Какой бездушный чиновник установил этот пресловутый лимит на наркотические аналгетики! Да разве имеет значение - приобретет ли смертельно больной человек наркотическую зависимость! Ведь жить ему осталось недолго, так пусть хотя бы эти месяцы он будет избавлен от физических страданий!
Мама выглядела не лучше. Тоже вся поседела, высохла и в свои сорок семь лет выглядела почти старушкой. Днем она часами сидела у постели мужа,
За что судьба так бьет этих двух замечательных людей?
– не раз спрашивала себя Сима. За что им такие страдания? Чем они прогневили Бога? Ведь на свете тысячи людей, которые ничего хорошего за свою жизнь не сделали, и тем не менее, они обладают отменным здоровьем.
Отец умер, когда Серафиме было двадцать пять лет. Мама пережила его всего на полмесяца - после смерти отца её увезли в больницу, и там она скончалась от острой сердечно-сосудистой недостаточности.
Пришлось влезть в долги, чтобы достойно похоронить родителей. Сима купила двойное место на Даниловском кладбище - до него от родительского дома можно дойти пешком.
Глотая слезы перед могильным холмиком, Серафима в очередной раз говорила себе: "Это я виновата в том, что вы так рано ушли из жизни. Видно, меня Бог решил покарать за то, что я причинила вам столько страданий, и лишил сразу обоих любимых людей".
Первые месяцы после смерти родителей Сима никак не могла поверить в случившееся. Она по инерции спохватывалась, что ей нужно спешить, бежать то ли на рынок, то ли в магазин, то ли в аптеку, то ли в больницу. Потом вспоминала, что спешить уже некуда и не к кому, и часами сидела, оцепенев, глядя в одну точку, а в сознании кусками вспоминали события прошедших лет. Каждую неделю она ходила на кладбище, посадила там цветы, ухаживала за ними. Все это было осязаемое, живое, и ей не верилось, что под этими цветущими пионами, лилиями, георгинами лежат её папа и мама. На годовщину она поставила им памятник с их свадебной фотографией - молодые, красивые, счастливые папа и мама. Они и при жизни всегда были вместе, говорили одинаково и даже думали одинаково, и теперь они вместе. И только справив годовщину, Серафима примирилась с утратой и наконец поверила, что папы с мамой больше нет. И поняла, что рассчитывать больше не на кого, только на саму себя. Пусть родители последние годы и болели, но они занимали в её жизни очень важное место.
Сима была благодарна, что Гоша не говорил ей банальных слов утешения. Да и как можно утешить человека в горе!
Теперь они жили в квартире её родителей. Сима не позволила мужу тронуть ни одной вещи, все так и осталось, как при жизни родителей. Они с Гошей обосновались в комнате, в которой когда-то жила она сама, а комнаты мамы и папы остались в неизменном виде.
Еще через год Серафима родила дочь. Помня, как в детстве и юности стеснялась своего имени, какие обидные прозвища придумывали ей ровесники, "серая", "финка", "сарафанка", "бескрылый серафим", - она выбрала для дочери звучное и необычное имя - Регина. От него не придумаешь прозвищ и обидных уменьшительных. А ещё через два года у неё родился сын, и Сима назвала его Сережей в честь своего отца.
Гоша не принимал участия в выборе имен для своих детей. Он вообще почти не участвовал в жизни сына и дочери. Серафиму это не задевало, она считала это нормальным распределением ролей в семье: муж зарабатывает деньги, а жена занимается домом и детьми. Правда, сама Сима тоже работала, как вол. На них висели большие долги - похороны родителей, место на дорогом кладбище, гранитный памятник, ограда, - все это потребовало больших расходов. Но Серафима не жаловалась.
Однажды муж полушутливо-полусерьезно сказал, что она типичная "сумасшедшая мать". "Возможно", - согласилась Сима. Потому что дети появились у неё поздно, и были долгожданными. И именно в той последовательности, какой ей хотелось - сначала дочь, потом сын. Правда, сама Серафима считала себя не "сумасшедшей матерью", а разумной и любящей. Но может быть, мужу со стороны виднее.