Женщина Габриэля
Шрифт:
Габриэль потянулся к серебряной баночке с презервативами, стоящей на дубовом ночном столике. Его ресницы отбрасывали темные тени на скулы.
— Какой же цветок выбрал ребенок?
Ожидая очевидного: только самые лучшие цветы были достойны расти на небесах.
— «Там был… — Габриэль накатывал презерватив на свое мужское достоинство, коричневая резина постепенно скрывала пурпурную головку члена… выпуклые голубые вены. — Стройный красивый розовый куст, но кто-то поломал ствол так, что… — Конец презерватива исчез в густых светлых
«Были ли розы в Кале?» — вдруг подумала она.
Габриэль встал левым коленом на кровать, — продавив матрас, он схватил Викторию, придерживая её тело, — она тут же ухватилась за него, — затем пододвинул и правое колено, оказавшись, таким образом, перед ней на коленях.
Грудь к груди, живот к животу, бедро к бедру.
Габриэль не шевелился, борясь с потребностью прикосновений и желанием быть свободным.
Кончик презерватива уперся ей в клитор.
Она осторожно обняла его за талию. Там тоже были сильные мышцы.
Боль скрыла серебро его глаз.
Габриэль не высвободился. Он обхватил лицо Виктории твердыми руками, с решительным взглядом, его дыхание опалило ей губы.
— Введи меня внутрь, Виктория.
Ввести его внутрь… пока она..?
Она облизала губы, смакуя его дыхание.
— Может быть, я… сначала закончу историю?
— Нет, — его дыхание лизнуло ей губы, его пенис лизнул ей нижние губы. — Я хочу, чтобы ты закончила рассказывать, когда я буду внутри тебя. Мне нужно чувствовать тебя, Виктория. Мне нужно чувствовать, как ты поддерживаешь меня внутри и снаружи. Мне нужно, чтобы ты заставила меня поверить…
Что тринадцатилетний мальчик, родившийся в сточной канаве, может быть ангелом.
Габриэль заполнил её руку горячей, покрытой резиной, плотью. Он переполнил её руку горячей, покрытой резиной, плотью.
Габриэль не умещался в узкое пространство между её бедрами.
Горячее дыхание опалило легкие Виктории, твердая плоть раскачивалась между её половых губ, скользя с каждым вздохом, с каждым движением матраса.
Такие же твердые руки скользнули вниз по ее лицу, шее, плечам, рукам… он крепко схватил её за бедра.
— Подними свое левое колено и поставь ступню на кровать, согнув ногу.
— Что тогда? — она вдохнула.
Неуклюже. Неподдельно.
Это были мужчина и женщина, дарящие друг другу свою поддержку и удовольствие.
— Затем введи меня внутрь себя, — пробормотал он, как будто от боли слова были влажными и горячими, — и опусти колено так, что ты сожмешь мой член, и тогда не останется ни одного места, где бы мы не касались друг друга.
Изнутри. Снаружи.
Виктория подняла колено, согнув ногу, и поставила ступню на шелк. Кончик резиновой головки углубился в её вход.
— Прими меня, Виктория. — Чудесные волосы ореолом окружали голову Габриэля. — Прими меня в свое тело и заставь меня почувствовать себя ангелом.
Виктория приняла Габриэля в свое тело, направляя пальцами мужскую плоть, скользящую внутрь, вдавившись сосками ему в грудь, чувствуя покалывание жестких волос на своей груди. Эластичный вход внезапно открылся и поглотил его целиком, — выпуклую головку, толстый стебель…
Виктория задыхалась. Габриэль закрыл глаза, как будто тоже не мог вынести давления.
Едва попытавшись вдохнуть, она опустила ногу. Воздух оказался запертым у неё в груди. Габриэль полностью наполнил её, — влагалище, лёгкие…
Черные ресницы взметнулись вверх.
— Расскажи мне про розовый куст.
Розовый куст?
В отчаянии Виктория схватилась за его плечи, с трудом собираясь с мыслями, — на чем же она остановилась?
— «Ребенок… ребенок хотел взять поврежденный розовый куст с тем, чтобы… чтобы он цвел на небесах».
С каждым словом Виктория могла чувствовать, как Габриэль вибрирует внутри её влагалища, скользя между её половых губ.
— «Тогда ангел взял розовый куст и поцеловал ребенка в закрытые веки, чтобы разбудить его, потому что малыш уже спал. — Горячие влажные губы поцеловали левое веко Виктории. Слезы наполнили её глаза, просочившись из влагалища. — Затем ангел собрал несколько прекрасных цветков, несколько обыкновенных лютиков и анютиных глазок».
Мягкими, как лепесток, губами Габриэль поцеловал правое веко Виктории, её дрожащие ресницы. Поцелуй насквозь пронзил её влагалище.
— «Ребенок сказал, — Виктория сжала бедра вместе, дыхание Габриэля шло сквозь неё. — Ребенок сказал: „У нас достаточно цветов“, но ангел только кивнул, он не полетел на небеса». Габриэль…
Наслаждение нарушило её дыхание.
Агония в глазах Габриэля отступила.
— «В большом городе было темно и тихо. — Она впилась ногтями ему в плечи, стараясь изо всех сил сконцентрироваться на истории, а не на мучительном наслаждении, что дарил ей Габриэль. — Ангел парил над маленькой узкой улочкой. Но ребенок мог видеть только… кучи соломы… разбитые пластинки… куски штукатурки, лохмотьев, старых шляп и … другой мусор».
Французская водосточная канава, где был рожден Габриэль, внезапно отразилась в глубине его глаз. Солома… Отбросы… Битое стекло… Лохмотья… Мусор.
Виктория нашла в себе силы продолжить историю об ангеле вместо того, чтобы взорваться, как наполненный гелием воздушный шар.
— Ангел показал на разбитый цветочный горшок… на комья земли, выпавшие из него. Цветок был выброшен в мусор.
Подобно Габриэлю, вынужденному жить в мусоре.
Con. Fumier.
Грудь Габриэля вздымалась и опадала, соски терли её соски, жесткие волосы, покрывающие грудь, кололи её груди.
Виктория чувствовала боль за Габриэля. Виктория чувствовала боль из-за Габриэля.