Женщина, которая легла в кровать на год
Шрифт:
— Вызовите «скорую»! Пусть вашего отца заберут в интенсивную терапию. Там врачи облегчат его боль и потом спросят сестру Спирс, почему она оставила пациента в таком состоянии.
От воплей миссис Келли, несущихся из телефонной трубки, у Евы сжалось сердце.
Сестра Спирс вонзила иглу глубже и тут же выдернула ее, одновременно дав на телефоне отбой.
Ева вскрикнула от боли.
— Да вы натуральная садистка! Почему бы просто не дать пациенту то, что ему необходимо?
— Вините Гарольда Шипмана, — бросила сестра Спирс. — Этот участковый врач убил морфием больше двух сотен пациентов.
— Но терпеть же невозможно!
— Мне платят, чтобы я терпела, — сурово отрезала сестра Спирс.
Глава 19
В последующие дни Александр частенько навещал Еву. В перерывах между другими заказами он вынес из комнаты радио, телевизор, прикроватные тумбочки, телефон, картины с морскими пейзажами, модель Солнечной системы с отсутствующим Юпитером и, наконец, книжный шкаф «Билли», который Ева когда-то купила в «Икеа».
Дома у Александра стоял точно такой же шкаф, хотя книги были совершенно другие.
Книги Александра представляли собой увесистые тома безупречной сохранности, размером с небольшие чайные подносы. Это были книги по искусству, архитектуре, дизайну и фотографии. Вместе фолианты весили так много, что книжный шкаф пришлось прикрутить к стене длинными саморезами. А библиотека Евы состояла в основном из художественной классики Англии, Ирландии, Америки, России и Франции. В ее стеллаже теснились и потрепанные томики в мягких обложках, и первые издания серии «Фолио». «Госпожа Бовари» Гюстава Флобера присоседилась к «Тому Джонсу» Генри Филдинга, а апдайковский «Кролик вернулся» расположился рядом с «Идиотом» Федора Достоевского. Бедная простушка «Джейн Эйр» затесалась между диккенсовским «Дэвидом Копперфилдом» и «Счастливчиком Джимом» Кингсли Эмиса. «Маленький принц» стоял плечом к плечу с «Дочерью священника» Джорджа Оруэлла.
— Многие из этих томиков я храню еще с отрочества, — объяснила Ева. — Большинство книг в мягкой обложке купила на лестерском рынке.
— Так вы их, конечно же, сохраните? — спросил Александр.
— Нет.
— Вы не можете так просто их отдать.
— А вы согласны приютить их? — спросила Ева, будто речь шла о сиротках, ищущих дом.
— Я бы с радостью, но второй книжный шкаф мне не по зубам. Я живу в наперстке, — пожаловался Александр. — Но Брайан и дети… Неужели они не захотят сохранить вашу библиотеку?
— Нет, они приверженцы чисел и не доверяют словам. Так вы возьмете книги к себе?
— Ладно.
— И вы мне без обмана пообещаете их прочесть? Книгам нужно, чтобы их читали. Страницы необходимо иногда переворачивать.
— Боже, да вы же влюблены в эти книги. Так зачем с ними расставаться?
— С тех пор как я научилась читать, книги были для меня обезболивающим. Я не помню роды, зато помню роман, который тогда читала.
— И что же это за роман?
— «Море, море» Айрис Мердок. Я была на седьмом небе, когда взяла на руки близнецов, но — вы, наверное, сочтете это ужасным — спустя примерно двадцать минут захотела вернуться к чтению.
Они посмеялись над этой осечкой материнского инстинкта.
Ева спросила Александра, не отвезет ли он книжный шкаф Брианне в Лидс. Она перебрала украшения и отложила все ценные вещи: кольцо с бриллиантом, подаренное ей Брайаном на десятую годовщину брака, несколько золотых цепочек семьсот пятидесятой пробы, три серебряных браслета тонкой работы, жемчужное ожерелье с Майорки и платиновые серьги в форме вееров со свисающими ониксовыми капельками, которые купила себе сама. Потом Ева нацарапала записку на листке, вырванном из блокнота Александра.
Моя дорогая девочка,
Как видишь, я посылаю тебе фамильные драгоценности. Мне они больше ни к чему. Все золото — семьсот пятидесятой пробы, а металл, похожий на серебро, — платина. Возможно, эти вещицы не в твоем вкусе, но я прошу тебя их сохранить. Знаю, ты поклялась никогда не выходить замуж и не рожать детей, но, возможно, ты все же передумаешь. Однажды у тебя может родиться дочь, которой понравятся какие-то из этих украшений. Скажи Брайану-младшему, что я отправлю ему кое-что столь же ценное. Буду рада получить от тебя весточку.
С любовью, мама.
Р. S. Весь жемчуг — настоящий, а бриллианты огранены в Антверпене (они чистейшей воды, без примесей). Поэтому, прошу тебя, как бы мало у тебя ни было денег, не поддавайся искушению продать или заложить эти украшения, не спросив меня об их истинной ценности.
Р. Р. S. Советую тебе положить драгоценности в банковскую ячейку. Прилагаю чек на расходы по ее аренде.
У Евы по-прежнему оставалось много всякого барахла. Под кроватью пылились четыре ящика, в которых лежали:
— сумочка от «Шанель» с золотой ручкой;
— бинокль;
— трое часов;
— золоченая пудреница;
— три вечерние сумочки;
— серебряный портсигар;
— зажигалка «Данхилл»;
— кусок гипса с отпечатками ладоней и ступней близнецов;
— секундомер;
— сертификат о том, что Ева прослушала продвинутый курс первой помощи;
— теннисная ракетка;
— пять факелов;
— маленький, но тяжелый бюстик Ленина;
— пепельница из Блэкпула (вместе с башенкой);
— стопка валентинок от Брайана.
На одной из них было написано:
Я буду любить тебя до конца света,
Брайан.
Р. S. Конец света наступит примерно через пять миллиардов лет (когда Солнце в конце главной последовательности превратится в красного гиганта).
Там же хранились:
— швейцарский армейский нож с сорока семью всякими инструментами (использовался только пинцет);
— шелковый шарф от «Эрме» с белой лошадью на синем фоне;
— пять пар дизайнерских очков в футлярах;
— трое электронных часов;
— дневники;
— альбомы с вырезками;
— фотоальбомы;
— два детских альбома.
Александр сказал, что завтра вынесет ковер и начнет красить. Перед тем как выйти из комнаты, он спросил:
— Ева, а ты сегодня что-нибудь ела?
Она покачала головой.
— Как он мог уйти на работу и оставить тебя голодной?
— Брайан тут ни при чем. У нас разный распорядок дня. — Иногда Ева в глубине души жестко критиковала поведение мужа, но ей не нравилось слушать, как его осуждают другие люди.