Женщина, которая легла в кровать на год
Шрифт:
В довершение всего входная дверь была приотворена. Подавив отвращение, сестра Спирс протерла медную дверную ручку антибактериальной салфеткой, которые всегда носила в кармане. Сверху доносились переливы мужского и женского смеха. Джанет открыла дверь и вошла в дом. Поднялась по лестнице, ориентируясь на хохот. Она не помнила, когда в последний раз веселилась. Дверь спальни была нараспашку, медсестра постучала и шагнула в комнату.
На кровати лежала приятной наружности дама в ночнушке из серого шелка, губы ее были вымазаны нежно-розовой помадой. В руках она держала пакет ирисок «Торнтонс».
— Я Джанет Спирс, медсестра из поликлиники, — сухо представилась Джанет. — Доктор Проказзо попросил меня зайти по этому адресу. Вы и есть миссис Бобер?
Ева кивнула, пытаясь выковырять языком ириску, прилипшую к зубу мудрости.
Мужчина встал.
— А я мойщик окон, — объяснил он.
— Что-то я не наблюдаю лестницы, ведра и тряпок.
— Я не на работе, — с трудом (из-за ириски) произнес мужчина. — Просто пришел навестить Еву.
— И принесли ей ирисок, очевидно, — закончила за мойщика сестра Спирс.
— Спасибо, что зашли, — подала голос Ева, — но я не больна.
— У вас есть медицинское образование? — осведомилась Джанет.
— Нет, — покачала головой Ева, сообразив, к чему ведет медсестра, — но, полагаю, я достаточно квалифицирована, чтобы судить о состоянии собственного организма. В конце концов, я изучаю его уже пятьдесят лет.
Еще на крыльце Джанет поняла, что не поладит с обитателями этого дома. Только чудовища могли выставить на крыльцо немытые бутылки.
— В вашей карте написано, что вы заявили, будто намерены оставаться в постели по меньшей мере год.
Ева разглядывала сестру Спирс: все пуговицы на плаще застегнуты, пояс туго затянут — начищенная до блеска школьница, только изрядно постаревшая.
— Ладно, не буду вам мешать. Спасибо, что выслушала, Ева. Увидимся завтра. Уверен, ты будешь дома. — И мужчина со смешком удалился.
Когда мойщик ушел, сестра Спирс расстегнула пуговицы своего темно-синего габардинового плаща.
— Я бы хотела осмотреть вас, меня интересуют ваши пролежни.
— У меня нет пролежней. Я дважды в день обрабатываю точки пережатия.
— И чем же вы их обрабатываете?
— Лосьоном для тела от «Шанель».
Сестра Спирс не сдержала презрения:
— Ну, если вам по нраву выбрасывать деньги на бесполезную роскошь…
— Спасибо, что разрешили, — кивнула Ева.
Что-то в медсестре беспокоило Еву. Она села в кровати, попытавшись придать лицу жизнерадостность.
— Я не больна, — снова сказала она.
— Возможно, физически вы и здоровы, но все же что-то с вами не в порядке. Решение целый год проваляться в постели, жуя ириски, нормальным не назовешь, не так ли?
Ева перекатила ириску во рту и протянула медсестре пакетик:
— Простите за невежливость, хотите конфетку?
Сестра Спирс поколебалась, потом смягчилась:
— Разве что одну.
После тщательного осмотра, во время которого медсестра съела еще два больших кубика тягучего лакомства (с ее стороны это было непрофессионально, но сладкое всегда ее успокаивало), Джанет приступила к оценке психического здоровья Евы.
— Какое сегодня число?
Пациентка на мгновение задумалась и признала, что понятия не имеет.
— А какой месяц?
— Еще сентябрь… или уже октябрь?
— Сейчас третья неделя октября, — уведомила медсестра и спросила, известно ли Еве, кто нынче премьер-министр.
Та снова заколебалась:
— Кэмерон?.. Или Кэмерон и Клегг?
— Значит, вы не можете с уверенностью назвать имя премьер-министра Великобритании?
— Пусть будет Кэмерон, — решила Ева.
— Вы дважды сомневались в правильности ответа, миссис Бобер. Вы вообще в курсе текущих событий?
Ева поведала сестре Спирс, что раньше живо интересовалась политикой и часто смотрела парламентский канал после обеда, во время глажки. Ее бесило, когда равнодушные неголосующие безапелляционно утверждали, что все политики «рвутся во власть ради собственной выгоды». Она мысленно читала циникам лекции о демократии, делая упор на долгой и трагической истории борьбы за всеобщее избирательное право, ради которого даже погибла скаковая лошадь [12] , — правда, тут она ошибалась.
12
На самом деле 4 июня 1913 г. погибла английская суфражистка Эмили Дэвисон, бросившаяся под копыта лошади короля Георга V во время скачек в Эпсоме.
Но после иракской кампании Ева сама стала громогласно осуждать политическую элиту. Оскорбления, которыми она крыла власти, не поддавались исчислению. Политики в ее устах стали «лживыми, жуликоватыми, ублюдочными подстрекателями».
— Миссис Бобер, боюсь, я одна из презираемых вами неголосующих, — призналась Джанет. — А теперь позвольте взять у вас кровь на анализ, который нужен доктору Проказзо.
Она затянула жгут вокруг предплечья Евы и сняла колпачок с большого шприца. Ева покосилась на иглу. В последний раз иглу такого размера она видела в документальном фильме о бегемотах в Ботсване, причем животному перед уколом делали местную анестезию.
— Будет самую чуточку больно, — кровожадно пропела сестра Спирс, и тут завибрировал мобильник на поясе ее форменного халата. Увидев на дисплее номер мистера Келли, она разгневалась. Все еще наполняя шприц кровью пациентки, второй рукой она поставила телефон на громкую связь.
Ева услышала вопль, словно мужчину на другом конце линии жгли заживо.
Потом раздался другой вопль, женский:
— Спирс? Если вы не вернетесь через пять минут с морфием и не облегчите папины муки, я положу ему на лицо подушку и задушу его, чтобы он больше не страдал!
Сестра Спирс спокойно ответила:
— Я ввела вашему отцу положенную в его возрасте и при его состоянии здоровья дозу трамадола. Передозировка опиатов приведет к чрезмерному угнетению нервной системы, коме и смерти.
— Именно этого мы и хотим! — заорала женщина. — Пусть он перестанет мучиться! Пусть он лучше умрет!
— Это будет отцеубийством, и вы сядете в тюрьму. У меня здесь рядом свидетель.
Джанет посмотрела на Еву, ожидая ее кивка.
Ева наклонилась к телефону и крикнула: