Женщина нашего времени
Шрифт:
— Тогда в чем же дело? — спросила Харриет тем же спокойным голосом.
— Я думаю, что мне хотелось бы этого в других условиях. С мужчиной.
— Но ведь мужчина должен был быть.
— Не то, что ты имеешь в виду. Не финансовый воротила и не кинозвезда, например.
Харриет услышала горечь и постаралась помочь.
— Что же ты хочешь, Джейни? Еще не поздно решить, иметь или не иметь его.
Джейн подняла голову и посмотрела прямо на нее.
— Да. Я хочу ребенка. Я хочу… — она по воздуху очертила рукой маленький круг, — … его. Но я боюсь бытовых проблем. Где жить, как мне одной ухаживать за ним, как продолжать
— Будь практична. Отец поможет тебе?
Когда Джейн только посмотрела и ничего не ответила, Харриет продолжила:
— Хорошо. Переезжай в район получше. Подумай о смене работы. Подумай о приходящей няне, яслях. Это твоя сфера, Джейн, а не моя, — и с некоторым раздражением: — А что говорит Дженни?
— Что после трех месяцев начинаешь чувствовать себя лучше.
Джейн почувствовала, что вся ее сущность начала рассыпаться, разъезжаться и растекаться, как песок, в то время как Харриет покрыла свое сознание нержавеющей сталью, яркой, определенной и непреодолимой.
Джейн ревновала не только к внешности Харриет. Она ревновала к ее успеху, к ее независимости от мужчин, к тому, что она могла, по-видимому, влюбляться, не влюбляться или выбирать, в кого влюбляться, вдобавок к прочному положению, которое принесли ей деньги. Если бы у Харриет был ребенок, то она смогла бы нанять для ухода за ним одну няньку или даже двух.
Размышляя о разнице между ними, Джейн понимала, что именно деньги разделяют их. Деньги защищали и поддерживали, а Джейн сейчас очень нуждалась в утешении. Изменение видов на будущее, обеспечиваемое богатством Харриет, усилило ее чувство того, что старые ценности изменяются, уплывая от нее. Когда-то она была уверена, что только общественная польза имеет значение, а индивидуальные стремления в определенной степени нежелательны. В равной степени она верила в то, что богатство существует для распределения, а не для индивидуального накопления.
«Но я работала для собственного успеха, — послышались ей слова Харриет, и я заслужила его».
«Я тоже работала, — безмолвно ответила ей Джейн, — я делала более важную работу, чем ты. И что я заработала?»
— Я на тебя не похожа, — сказала Харриет.
— Я сама на себя не похожа.
Ревность вызвала в ней еще более тошнотворные ощущения, чем беременность. Она не хотела этого, но чувство возникало и разливалось, как желчь, у нее во рту. А Харриет сидела напротив нее спокойная, деловитая и здравомыслящая. И далекая, хотя когда-то они были близки.
«Я нуждаюсь в друге», — подумала Джейн. Если бы Харриет оставалась бедной, то она поняла бы ее проблемы. Неожиданно ее чувство обиды перешло с Харриет на деньги, на этого ловкого соперника, вставшего между ними.
— Извини, — сказала Джейн, сама ясно не понимая, за что просит прощения.
Харриет сожалела о своем восторженном треске по поводу любви и Брайтона. Она взяла со стола вечернюю газету и запихнула ее в свою сумку. Она сожалела о том, что Джейн не рассказала ей своих новостей сразу же, как только она пришла, и что они не могут начать вечер снова, следуя другими путями. Ей хотелось бы, чтобы они отошли подальше назад к той самой точке, когда у них были похожие виды на будущее. А сейчас при том расстоянии, которое возникло между ними, она чувствовала, в основном, неосознанное раздражение.
Джейн получит своего ребенка, но только ли практические проблемы встали перед ней?
— Послушай, — сказала она мягко, — если с тобой все в порядке, если твой ребенок здоров, то нет ничего такого, что бы нельзя было устроить. Если тебе нужны деньги, то, ты знаешь, тебе надо только попросить.
Джейн, казалось, встрепенулась от поглощавших ее мыслей.
— Попросить что? Сколько времени ты собираешься обеспечивать нас? Шесть месяцев? Шесть лет? Пока он не вырастет?
По мере того, как она говорила, перед ней с ужасом открывалась перспектива будущей жизни ее ребенка. Она будет ответственна за существование другого человека, ответственна одна, когда она чувствовала, что едва ли может управлять своею собственной судьбой.
Неправильно поняв ее, Харриет сказала:
— Не проси, я буду просто посылать тебе чеки.
— Я не хочу твоих денег, — холодно отказалась Джейн.
— Я тоже буду с тобой.
— Конечно, ты будешь! Ты была у меня недавно, не так ли?
Харриет встала, ужаснувшись тому, что они ссорятся. Она подошла к Джейн, собираясь обнять ее, однако Джейн сжалась перед ней и, защищаясь, обхватила себя руками.
— Моя грудь стала, как футбольные мячи.
Они могли бы рассмеяться, как они сделали бы это раньше, но сейчас они не рассмеялись. Харриет задумалась, пытаясь вспомнить, когда и как открылась перед ними эта бездна.
— Есть что-нибудь, что я могла бы сделать? — прошептала она.
— Ты можешь поставить обед на плиту. Он в холодильнике. Блюдо, накрытое фольгой.
Это было все. Харриет сделала то, что ей сказали.
После этого их разговор пошел по кругу, и они обе притворялись, что все нормально. Они обсудили, что сказал доктор Джейн, отпуск по беременности, который она собиралась получить, дела «Пикокс» и планы Харриет, а также другие обычные вещи, составлявшие сущность их дружбы. Они немного посмеялись, были очень осторожны по отношению друг к другу и старались избегать опасных тем.
Разговор был вежливым, а кухня казалась холодной. Было еще довольно рано, когда Харриет сказала, что она должна уходить. Джейн проводила ее до парадной двери, как она обычно делала.
— Будем поддерживать связь, — сухо проговорила она.
Лампа на крыльце светила вниз на Харриет, выхватывая ее, как прожектором, на фоне темной улицы. Харриет снова поразилась своему несоответствию всему окружающему, и это усилило все впечатления от сегодняшнего вечера.
— Я позвоню тебе после уик-энда, — пообещала Харриет, — отдохни. Ты почувствуешь себя лучше.
«Было бы очень хорошо, — подумала Джейн, запирая двери, — если бы все было так просто, как это кажется Харриет». Если бы отдых что-нибудь решал, если бы реальная жизнь сводилась только к правильному выбору жилого помещения и нужному телефонному звонку в нужный момент вместо того, чтобы быть грязной, мрачной и сложной от наших собственных недостойных интересов».
Харриет ехала назад в Хэмпстед. Она была расстроена осложнениями в их дружбе, но верила, что это были только временные неприятности. И она была убеждена, что Джейн сама успешно выйдет из этого положения. Сегодня она была в некотором замешательстве, но она всегда была сильной. Она примет необходимые решения и будет действовать в соответствии с ними. У нее будут свой ребенок и своя жизнь. Она достойна выиграть обе гонки.