Женщина нашего времени
Шрифт:
Кэт взяла его за руку.
— Мы собираемся покормить его горячей едой, предложить ванну, дать чистую одежду и уложить в постель. Утром мы вызовем врача. — Ее полная нижняя губа выступила больше, чем тогда, когда она бывала сильно расстроена. — Это наша вина, что он стал таким. Ты понимаешь, это из-за нас, из-за Харриет и меня. — Ее слова прозвучали почти как вопль. — Этого не должно было случиться.
В Брайтоне у Каспара и Харриет был длинный, поздний ланч, после которого они отправились в постель. После занятий любовью Каспар заснул. Харриет лежала, наблюдая за ним и слушая море.
Был ранний вечер, когда он проснулся
Он увидел рядом с собой бодрствующую Харриет с характерной для нее настороженностью на лице с острыми чертами. Она выглядела мягкой и приятной, и он привлек ее к себе.
— Все в порядке? — пробормотал Каспар.
Она рассмеялась над ним и вытянулась так, чтобы ее ноги под простынями касались его ног.
— Ты считаешь, что должен выполнять сексуальную работу так же хорошо, как и все, что ты делаешь?
Он удивился:
— Это не работа. Я получаю удовольствие.
Он наклонился вперед и прижался губами к ее обнаженной груди.
— Харриет, дорогая, есть где-нибудь хоть немного виски?
Она налила, но прикрыла стакан рукой.
— Ты будешь еще пить?
Он откинулся назад, созерцая ее грудь так, как будто писал ее и накладывал последний мазок на холст.
— Да, конечно, — сказал Каспар, протягивая руку к стакану.
Однако, когда он сделал полный глоток виски, он указал на окно с таким выражением лица, как будто делал уступку.
— Посмотри на улицу. Давай погуляем по пляжу.
Харриет встала и без всякого смущения подошла к окну. Пляж выглядел как радужная лента с точками и пятнами людей и собак. Море казалось плоским, с равномерными складками мелких волн на высокой линии прилива.
— Хорошо. Давай погуляем, — рассеянно согласилась Харриет, осматривая панораму.
Однако бодрость Каспара удивляла ее. Он спрыгнул с кровати и в течение нескольких минут принял душ и оделся, ожидая, пока оденется она. Они быстро спустились вниз и через вращающиеся двери вышли в вечерние сумерки.
— Потише, — попросила Харриет.
— Лови момент, — ответил он, — всегда. Сама хватай его.
«Да, — подумала Харриет, — ты прав, делая так». Ей нравились его непосредственность и вкус к жизни, что особенно ощущалось по контрасту с ее собственной осмотрительностью.
Они преодолели загруженную машинами дорогу, идущую вдоль берега моря, пробежали между киосками и клумбами по направлению к перилам прогулочной дорожки. Каспар встал на нижний поручень, для сохранения равновесия раскинул руки вдоль верхнего, перегнулся через него и посмотрел на лежащую внизу гальку.
— Понюхай это, — ревел он, вдыхая столь неистово, что его ноздри сжались друг с другом, — уникальная смесь морских водорослей, мочи и жареных чипсов. Разве этот запах не напоминает тебе поездки к морю, когда ты была ребенком?
Побережье не играло существенной роли в воспоминаниях Харриет о жизни в южном Лондоне. Ей было интересно, насколько значительными они могли быть в предвоенном детстве Каспара в Тайнсайде и чем были его рассказы о собственной жизни — правдой или частью непрерывного спектакля.
— Нет, — ответила она.
— Стыдно, — пожурил он ее.
Две пожилые дамы остановились, внимательно посмотрели на него, а потом, узнав, начали восхищенно подталкивать друг друга локтями. Каспар отвесил им полупоклон, а затем взял Харриет за руку и повел ее вниз к замусоренной гальке.
— Пойдем дальше, — предложил он, — пока они не попросили у меня автограф, а затем не продемонстрировали своего разочарования, так как перепутали меня с Питером О’Тулом.
Близость моря вдруг стала ощутимей, галька заскрипела у них под ногами, когда они повернули на запад и начали прогулку рука об руку. Каспар мурлыкал свою любимую песню: «Певец не веселится, осужденный отсюда в вечность…» Харриет с удовольствием вздохнула, вдыхая соленый воздух, который не напоминал ей ничего особенного. Было хорошо бездельничать. А особенно было хорошо ощущать, что не нужно демонстрировать самообладание, «Пикокс» или что-нибудь еще. С Каспаром самообладание не было предметом обсуждения. Казалось, что он поступает всегда точно так, как чувствует, с эгоцентризмом звезды. Полная привязанности и расположения, Харриет во время прогулки подтянула его руку поближе и взяла его за руку. Его взгляды на жизнь раздвинули более узкие границы ее мира. Он был замечательным спутником.
— Ты знаешь, что это? — спросил он, указывая свободной рукой на ветхие и грандиозные фасады и причудливые балконы, расположенные вдоль линии моря. — Ты знаешь, я сожалею, что я не родился во времена короля Эдуарда VII. Актером-менеджером, как Ирвинг. Даря своего короля Лира своей обожаемой публике. Пить и есть перед этим стало пороком. Заниматься любовью в большом, тщательно ухоженном деревенском имении. Король в моей собственной компании. Элегантный и распутный, как это место.
— Это эпоха Регентства, а не времени Эдуарда VII, — педантично заявила Харриет, и они оба рассмеялись.
— А как ты, моя Харриет? Когда бы ты хотела родиться?
Она так надолго задумалась, что почувствовала его нетерпение. Потом она призналась:
— Я счастлива сейчас. Я ведь женщина. Какое другое время дало бы мне такие возможности, которые у меня сейчас есть?
Каспар простонал:
— О, Боже. Женщина нашего времени.
— А почему бы и нет? — спросила Харриет. — Почему? Я горжусь тем, что я сделала.
«Большей частью этого», — добавила она про себя. Потом она подумала о тех временах, когда она незаметно заходила в магазины просто для того, чтобы посмотреть на выставленные «Мейзу», оценить их своими глазами и понаблюдать за тем, как люди выбирают ее игру. А потом была свидетелем момента принятия решения, когда они поворачивались по направлению к кассе, удовлетворенные тем, что увидели, и готовые заплатить. Этот момент всегда вызывал у нее возбуждение. Иногда на какой-нибудь вечеринке она видела группу сосредоточенно опущенных голов, а затем понимала, что это люди, играющие в «Мейзу». После этого кто-нибудь, вероятно хозяйка, говорила: «Это Харриет. Она — «Девушка Мейзу». Разве вы не знали?» Все изменилось, когда щит анонимности исчез, но она всегда испытывала удовольствие, наблюдая, как играют в ее игру, что и планировалось ею. Она знала из цифр продажи, что инстинкт ее не обманул, и все доходы не приносили ей такого огромного удовлетворения, как наблюдение за одной продажей или одним поглощенным игрой человеком.
«Да, — подумала Харриет, — я горжусь этим, — и снова, — а почему бы и нет?»
Каспар крутил головой сбоку от нее. Его внимание уже переключилось. Каспар оставался Каспаром, и он не был особенно заинтересован, за пределами требований хорошего тона, ни ее миром, ни ее деловой жизнью.
«Это было то, — думала она, — что делало общение с ним легким». Он не задавал вопросов и не заставлял ее чувствовать смутную вину за свой успех. Его собственный успех был куда больших масштабов.
— Мне нравится здесь, — сказала Харриет.