Женщина нашего времени
Шрифт:
— Да, звонил. Моя вина. Я не ожидала тебя прямо сейчас, вот и все. Зачем все эти устройства?
— Я думал, тебе не помешают несколько приличных снимков твоего стенда.
Это было очень мило с его стороны, и Харриет почувствовала себя виноватой:
— Я, действительно, хотела бы несколько снимков, — ответила она мягко. — Что ты думаешь по этому поводу?
Он склонил голову набок, изучая стенд.
— Освещение немного резковато. Я поставлю фильтр.
Харриет улыбнулась, чувство вины испарилось. Она не ожидала такой реакции на свои достижения. Лео всегда рассматривает
— Тогда устанавливай аппаратуру, — нейтрально сказала она.
Лео занялся извлечением своих фотоаппаратов. Харриет подчеркнуто не представила его двум своим помощницам, а Лео протянул несколько секунд, важно собирая объективы и фильтры, до того, как вскользь взглянуть на них. Мгновенно и так явно, что ей захотелось засмеяться, он стал другим Лео — тем Лео, в которого она когда-то влюбилась. Он даже воспроизвел кривую, едва заметную улыбку, которую Харриет когда-то находила неотразимой.
— Я — Лео Гоулд, — произнес он. — Мне хотелось бы, чтобы вы представились.
Обеим девушкам он, конечно, понравился. Он стал очень ярким впечатлением в этой унылой послеобеденной работе. Они запорхали и, казалось, очень заинтересовались фотографией, в то время как Лео заставлял их передвигать предметы и держать лампы. Один раз он подмигнул Харриет, как бы приглашая ее к заговору, но ей это не понравилось. Однако фотографирование вызвало еще один порыв интереса к стенду, и несколько поздних посетителей подошли поговорить с Харриет.
В надежде привлечь хоть нескольких потенциальных заказчиков Харриет не трогала стенда «Головоломки». Она собиралась начать разборку после шести часов, когда Ярмарка уже закроется. А многие другие экспоненты уже начали разбирать свои экспозиции.
Царила атмосфера послерождественского дня, когда проходы замусорены спутанными лентами, скомканная бумага начинает образовывать течения, а перевернутые игрушки ожидают, когда их сгребут в кучи и вывезут. Лео устанавливал Харриет и двух ее девушек перед солнечными лучами. Харриет ненавидела фотографироваться, особенно у Лео. Свет слепил ей глаза, и она понимала, что сердито смотрит в объектив.
— Долго еще? — спросила она, и вдруг увидела Робина Лендуита. Он пробирался через развалы. На выражение интереса на его лице накладывалось легкое удивление от того, что он оказался в столь непривлекательном месте. Среди торговцев с их стандартными костюмами его ручной выделки лоск казался вдвойне экзотичным.
— Я закончу пленку, — сказал Лео, и его голова снова склонилась над объективом.
Харриет казалась прикрепленной к своим солнечным лучам в костюме с пуговицами и так же одетыми девушками по обе стороны от нее в то время, как потрескивали и ярко горели лампы Лео. Робин остановился в стороне, в гостеприимной тени.
Харриет вытерпела это унижение еще минуту, а затем резко сказала:
— Достаточно, не так ли?
Она отошла от стенда. Лео выпрямился и с раздражением пожал плечами. Его глаза следили за ней. Харриет протянула руку, и Робин Лендуит пожал ее.
— Спасибо, что пришли.
Он посмотрел на стенд:
— Это впечатляюще.
По его тону Харриет поняла, что что-то не так. Посмотрев на стенд, она заметила, что шелк выглядел неряшливо, на нем были отпечатки рук и ног и даже дыры в нескольких местах, и казалось, что он свисает вниз маленькими мрачными гримасками.
— Он сильно истрепался за последние несколько дней, — защищалась она. — Толпы покупателей и зевак. Когда мы только сделали его, никто не мог пройти мимо.
Она ощущала присутствие девушек в таких же, как у нее, платьях, и Лео с его осветительными приборами и штативами. Вероятно, ей следует представить их.
— Это Натали и Кэролайн, они помогали мне при подготовке стенда и при продаже, а это — Лео Гоулд — фотограф.
— А также муж Харриет, — холодно добавил Лео.
Харриет не заметила, кто из их тесной группы сделал неловкий шаг в сторону в тесных границах стенда. Это мог быть даже Робин Лендуит. Она только поняла, что кто-то наступил на ненадежно закрепленные солнечные лучи. Они просуществовали четыре дня. И вдруг раздался слабый треск, а затем — сильный грохот. Толчок — и цветные платформы наклонились и беспрепятственно повалились вперед, как домино.
Доски «Головоломок» и коробки, установленные на полках, скатывались, подпрыгивали и валились на четверых людей, стоящих внизу. В течение нескольких секунд казалось, что все они могут быть похоронены под лавиной сверкающих черных конструкций, расписанных всеми цветами радуги коробок и фишек.
А потом наступила минута потрясенного молчания, когда они замерли среди обломков.
Было смешно, однако слишком катастрофично, чтобы кто-нибудь из них засмеялся. Натали и Кэролайн переглянулись и быстро отвели глаза. Харриет, бессознательно передвигаясь, подошла к разрушенным солнечным лучам и злобно пнула их. Полистирол и пластик затрещали под ее ногой. Небольшая толпа собралась перед стендом.
— Великолепный финал! — раздалось из толпы.
Она наклонилась и стала собирать в ладонь рассыпанные фишки. Ее глаза и лицо покраснели.
— Это так, — ответила она. — Знаменательный финиш.
Лео немедленно стал извлекать свои осветительные приборы и штативы. А Робин энергично принялся помогать Харриет, за чем последовал еще один многозначительный обмен взглядами между двумя девушками.
— В этом нет необходимости, — сказала Харриет, прижимая к груди блестящие черные доски, как щит, и стараясь погасить в себе чувство гнева и унижения. — Я не хочу, чтобы вы делали это. Пожалуйста.
— Почему? — спросил Робин, являя собой приятное благоразумие.
Боковым зрением Харриет увидела, что небольшая толпа вновь разбилась на отдельные лица. Представление было закончено.
— Потому что Натали, Кэролайн и я можем сделать это. В любом случае, пришло время разобрать стенд.
И она показала рукой на пустые места в выставочном зале.
Позже, когда все было сделано и стенд превратился в пустое пространство, Робин повез Харриет обедать. Они были пыльными после чистки в гардеробе выставочного зала, но ресторан был небольшим и, к счастью, неярко освещенным.